"Всему времечко свое..."

В подборке песен Булата Окуджавы, собранной Ежи Скочилясом,  опубликованной нашим журналом в рзделе "Новости", мне встретилось несколько незнакомых произведений, которые  захотелось перевести на польский язык. Это оказалсь непростым делом: Окуджава постоянно иcпользует мужские рифмы, причем не только в клаузулах, но и перед цезурами этого 14-сложника. Польский язык, как известно, испытывает недостаток мужских рифм. Поэтому пришлось потрудиться! 

Один из своих переводов я представляю на суд наших читателей:

ВСЕМУ ВРЕМЕЧКО СВОЕ

Всему времечко свое: лить дождю, земле вращаться,
Знать, где первое прозренье, где последняя черта.
Наступила вдруг война, не успели попрощаться,
Адресами обменяться не успели ни черта.

Где встречались мы потом? Где нам выпала прописка?
Где встречались наши души, воротясь с передовых?
На поверхности земли? Под пятой ли обелиска?
В гастрономе ли арбатском? В облаках ли грозовых?

Всяк неправедный урок раз затвержен и заучен,
Ибо праведных уроков не бывает –прах и тлен
Руку на сердце кладя, разве был я невезучим?
А ведь надо ж, сердце стынет в ожиданье перемен.

Громких гимнов, видит Бог, я не пел в окопной каше,
От разлук не зарекаюсь и фортуну не кляну.
Но на мягкое плечо, на вечернее, на Ваше,
Если Вы не возражаете, я голову склоню.

Булат Окуджава

А вот польский перевод этого стихотворения: 

OTÓŻ CZAS NA WSZYSTKO SWÓJ

Otóż czas na wszysko swój: deszczyk, ziemi wirowanie,
Otóż pierwsze twe olśnienie, a to twój ostatni kres.
Wojna się zaczęła wnet, czasu brak na pożegnania,
By wymienić nam adresy, czasu nie dał żaden bies.

Gdzie spotkania były znów? Gdzie przypadło żyć nam blisko?
Dusz, wróciwszych z linij frontu, gdzie był spotkań nowy dwór?
Czy na skraju ziemi gdzieś? Czy pod piętą obielisku?
Czy w arbackim “Gastronomie”? Może wśród burzowych chmur?

Każda lekcja nieprawa zatwierdzona raz została,
Bo nie bywa lekcii prawych – tylko proch i gnicie ran.
Szczerze mówiąc, czyżbym ja był naprawdę niewypałem?
Ależ serce jednak stygnie, oczekując bliskich zmian.

Nie śpiewałem, widzi Bóg, hymnów w rowach pod bombami,
Nie narzekam na rozstania i fortuny swej nie klnę,
Lecz na mękkie ramię to, wieczorowe Pani ramię,
Ja, za Pani zezwoleniem, chciałbym złożyć czoło swe.

Tłumaczył Anatol Niechaj