Зеленый Константы

…Мы познакомились в Брюсcеле в тысяча девятьсот сорок шестом году, осенью или весной – уже не помню, знаю только, что было прохладно, потому что он пришел к нам в кожаной английской военной безрукавке, которая сейчас, может быть, и смотрелась бы модно, а тогда выглядела забавно. У нас было задание уговорить его – точнее увлечь, прельстить – вернуться на родину. Он беспокоился – что-то у него там было в прошлом, какие-то фельетончики в эмигрантских газетах, – не придется ли ему за них оправдываться. Но на ужин к нам пришел.

Мы тогда жили в посольстве или неподалеку на рю д’Ултремон у очень милой и по-матерински заботливой хозяйки, в прошлом пансионерки веселого дома. Помню, что я не без волнения готовила салат из ананасов, яблок, дыни и апельсинов. Это вкусно – и сейчас было бы недурно. Кроме этого, разумеется, были какие-то закуски: анчоусы, ветчина из пайка, хрустящий багет и добытый в последний момент конгийский кофе.

Гвоздем приема, конечно, был сам гость, а вернее, гости, потому что Галчинский привел с собой молодую, довольно странно выглядевшую девушку из АК, на целую голову выше его, одетую в такую же военную жилетку. Освобожденная  американцами из женского лагеря для военнопленных, она была бельгийским ангелом-хранителем Галчинского: заботилась о нем в госпитале, когда он болел, следила, чтобы не засиживался в забегаловках, где он слишком усердно познавал поэтику кельтских баллад, и в случае необходимости его оттуда вытаскивала. А ведь Константы был не только великим поэтом, но и обаятельным мужчиной, поэтому бедная АК-овка, забывшая о существовании Серебряной Наталии, не спускала с мэтра глаз.

[…]  Уже за анчоусами мы убедили его, что ему нечего бояться, что родина и лавры ждут его, нужно лишь сесть на корабль и возвращаться – об остальном позаботятся друзья и их жены. За вином Галчинский растрогался до крайности, во время салата начал длинную, но не слишком удачную – может, вина было мало – импровизацию о своей тоске, запахе почвы у Вислы, о том, как встанет на колени, приветствуя родную землю. Потом АК-овка заявила, что она тоже поэтесса и, что самое ужасное, начала это доказывать – декламировала свои стихи, – а бедняга Константы шепотом объяснял нам, что она, конечно, не Диотима, но зато очень благородная и очень добрая. Мы с легкостью в это поверили – наверняка она обладала какими-то душевными качествами.

Я сварила кофе, и вдруг мы почувствовали ужасный смрад, напоминающий зловоние от растормошенной кучи навоза, а не запах ароматного мокко. Мы непонимающе переглядывались, пока Галчинский не спросил:

–  А вы случайно не купили эту новую конгийскую смесь? Тогда есть только один выход: вылить ее и проветрить квартиру. Вы не первые, кто попался на обмане.

За чаем мы договорились о технических тонкостях: завтра Галчинский обратится в отдел репатриации консульства, потом его на несколько дней поместят в  пересыльный лагерь, а через неделю на корабле он отправится на родину. В Кракове его ждут Наталия и Кира. И работа – издательства. Ему больше не нужно будет ходить, просить, умолять. Каждый его текст, каждый стих примут с распростертыми объятиями.

–  «Земля и небо – все преходит, но Мое слово будет вечно»; кто же сказал так, кто же сказал так? Нет, не помню.

–  Совершенно верно. Ваше слово будет вечно. Все ваши слова помнят. Ну а теперь уже поздно, а завтра прямо с утра нужно уладить все формальности.

Галчинский попрощался, вышел и – пропал. Его нигде не было: ни в месте временного пребывания польских граждан, ни в кафе, ни в забегаловках, ни в университете для поляков, ни у друзей. Прошел день, два, три – даже если бы не требовался установленный законом карантин, корабль вот-вот должен был отправиться.

Поэтесса справилась с заданием. Она перестала декламировать стихи о взаимопонимании душ и сосредоточилась на поисках: дом за домом она обошла все известные ей и самому черту места. Высокая, размашистая, она не боялась заглядывать в самые жуткие притоны, матросские шалманы, негритянские бордели. Буквально за два часа до отправления судна она нашла его, спящего, как невинный младенец, в какой-то забегаловке. Остальное пошло как по маслу.

– Вы хотите вернуться в страну? – склонился над Галчинским сотрудник консульства, которого я привела.

- Разумеется – я целый день выпиваю от счастья.

- Целый день? Нужно знать меру!

- А может и дольше. – он вздохнул. –  Но какое это имеет значение, ведь я возвращаюсь на родину!

Перевод Эвы Гараевой