Анна Андреевна

Cерый промозглый сентябрьский вечер 1961 года. В просвет между шторами виден кусок глубокого, пронизанного мелким дождём и освещённого только, желтоватым светом из множества окон ленинградского двора-колодца. огромного пятиэтажного дома на Старо-Невском проспекте — Невский, № 119.

В старинной трехкомнатной квартире № 62 с высокими потолками, украшенными лепными розетками вокруг люстр, со старинной мебелью, только я и дедушка. Я готовлюсь к занятиям на вечернем отделении института, а мой любимый 86-летний дедушка Илья Соломонович тихонько дремлет на своём диване. Он, как всегда, элегантен со своей аккуратной седой бородкой и в чёрной шелковистой домашней куртке. Человек необыкновенно умный и целеустремлённый, он в детстве, живя на Украине, самостоятельно выучил русский язык и овладел профессией бухгалтера, что в те времена считалось большим достижением. До революции много лет служил управляющим имением графа Туган-Барановского на Полтавщине и сохранил до глубокой старости ясный ум, интеллигентность, безукоризненную честность, любовь к ближним и старомодные манеры. Все заработанные средства он потратил на образование семерых своих детей — двух дочерей и пяти сыновей. Все они окончили гимназии в Прилуках и, после череды погромов, от которых их спасали учителя женской гимназии, и переезда и Петроград в начале 1920-х годов, получили высшее образование, состоялись.

Сонную тишину квартиры нарушает громкий звонок в дверь. Я выхожу и прихожую, зажигаю бронзовое бра с красивым абажуром в виде цветка, успеваю полю боваться на его отражение в высоком зеркале и подхожу к входной двери.

— Кто там?

— Анна Андреевна.

Стремительно входит очень немолодая высокая и статная дама в насквозь промокшем пальто — с него капает вода. В прихожую выходит дедушка, уже бодрый и озабоченный.

— Анна Андреевна, зачем же вы и такую погоду поехали за город? — выговаривает ей дедушка, помогая снять длинное мокрое пальто и вешая его на плечики.

— Там меня ждали ученики.

Анна Андреевна садится на стул и снимает мокрые резиновые боты.

— Ну что же вы так себя не бережете, — продолжает выговаривать ей дtдушка. — Неужели уж такие ученики, ради которых стоит рисковать вашим здоровьем?

— Ради всех может и не стоит, а ради одного - стоит, — будет посильнее всех, что раньше были. Анна Андреевна подхватывает свою сумку и направляется в коридор, чтобы пройти в отведенную ей заднюю комнату.

— А чем вы сегодня хотите заняться? - спрашивает вслед неугомонный дедушка.

— Моими любимыми древними греками.

И Анна Андреевна уходит.

Вся эта сцена для меня полна тайн. Во-первых, кто такая Анна Андреевна. Во-вторых, почему дедушка разговаривает с ней так почтительно и заботится о ней как о старой знакомой. В-третьих, почему вообще она время от времени к нам приезжает и останавливается на несколько дней.

В-четвёртых, почему дедушка, который всегда предоставлял мне во всём полную свободу и никогда ничего не запрещал, разве что прикладывал к губам палец, когда я начинала говорить что-нибудь критическое об окружающей  жизни, просил ни в коем случае не рассказывать об Анне Андреевне моей лучшей подруге Лене Айзенштадт. Только недавно я прочла, что погибший на войне отец Лены, полковник СМЕРШа, юрист, работал до войны, во время репрессий, в «Большом доме», и дедушка как-то мне об этом говорил.

На мой вопрос, кто такая Анна Андреевна, дедушка как-то уклончиво ответил, что она писательница, что Соню попросили на работе, чтобы она у нас некоторое время пожила в связи с переездом той с Суворовского проспекта на другую квартиру. Соня — это моя тётя, папина сестра Софья Ильинична Брусиловская, много сил потратившая на наше воспитание, — первые наши детские книги подарила она, — и долгие годы работавшая техническим редактором в издательстве Гослитиздат, а затем в «Советском писателе», В середине семидесятых годов, когда ей уже шёл восьмой десяток лет, она подарила моему сыну Жене однотомник пьес Евгения Шварца, с которым была знакома.

Анна Андреевна появлялась и исчезала всегда неожиданно. Как-то вошла в квартиру в очень хорошем настроении, и я слышала, как она рассказывает, что ученики разрешили трудную для неё проблему — перевезли её книги в новую квартиру — купили чехлы для пальто, сделанные из толстой коричневой 6умаги, сложили в них книги и взяли такси.

Никакими бытовыми делами она у нас не занималась. Мне запомнился свет, пробивавшийся из-под двери её комнаты до поздней ночи, да еще вечерние чаепития в кухне Анны Андреевны с дедушкой и Соней. Когда я, учившаяся в институте по вечерам,  приходила в десятом часу усталая и голодная, с кухни доносились их оживленные голоса, смех и общие воспоминания о ком-то, кого они знали, а я не знала и боялась спугнуть их разговор  своим появлением. Присоединиться к: ужину меня не приглашали. Я тихонько прошмыгивала в нашу с дедушкой комнату и голодная, ложилась спать в обиде, что не способствовало симпатии к гостье.

Надо сказать, что ни дедушка, после переезда в Петроград работавший бухгалтером в «Коопрабисе» — кооперативе работников искусств, — ни Соня, соприкасавшаяся по своей работе с  миром писателей, поэтов и художников, никогда об этом мире ничего нам не рассказывали. Мы были дочерьми «врага народа» - отец, ученик и научпый сотрудник профессора Н.И. Вавилова, агроном-картофелевод Наум Ильич Брусиловский, в конце сентября 1937  года был арестован по дороге к новому месту работы, а в ноябре 1937 года  осуждён «тройкой» по страшной 58-ой статье на «десять лет без права переписки» и расстрелян. Родные молчали, не без оснований опасаясь за наше будущее. Окончив школу в Сиверской, где мы жили с мамой после войны, я, как и две старшие сестры, переехала в наше «родовое гнездо» на Старо-Невском  чтобы, несмотря на все препятствия и ограничения, обусловенные анкетными данными, продолжить образование.

Олнажды я была невольной свидетельницей каких-то разговоров, когда дедушка интересовался, как прошла поездка Анны Андреевны в Москву, получила ли она ответ на своё письмо, и каким он был. Но её ответы мне не запомнились. Я с ней только вежливо здоровалась, не более того, а она меня едва замечала.

Странный эпизод произошёл в начале лета 1961 года. Я была в учебном отпуске и готовилась к экзаменам. Одной из моих обязанностей по дому считалась уборка квартиры. В то время у нас ещё не было пылесоса. Я наливала в ведро тёплую воду, брала хорошую просяную метёлку и добросовестно подметала твёрдые, лоснящиеся мастикой дубовые плашки паркета. Такое подметание получалось довольно шумным и хорошо слышным в соседних комнатах. В то солнечное утро я убирала Сонину, среднюю комнату. Дверь в коридор была открыта. Неожиданно в нее вошла Анна Андреевна.

— Вы здесь убираете?

— Да.

Она явно хотела поговорить, но что то ей мешало.

Анна Андреевна подошла, обняла меня, стоявшую в недоумении с метелкой в руках, повернула лицом  к свету, и стала внимательно и как-то даже бесцеремонно разглядывать мое лицо. Я оцепенела, — так неожиданно и странно это произошло. В изумлёнии, в полной тишине я смотрела на неё, так близко стоявшую, потом наши взгляды встретились, и так мы простоями несколько, как мне показалось, долгих минут, будто в каком-то немом диалоге Так же неожиданно Анна Андреевна опустила руки, повернулась и ушла.

Почему-то я очень отчётливо запомнила эту сцену, её свёрнутые в небрежный узел волосы, золотисто-карий солнечный цвет её глаз, какое-то скрытое в них горе, страдание и моё сочувствие ему, желание её ободрить, помочь, сказать, что всё будет хорошо.

Разгадка пришла только в начале девяностых годов, когда в телефонном разговоре моя двоюродная сестра Алла спросила меня, знаю ли я, что у дедушки одно время жила Анна Ахматова.

Так вот кто такая Анна Андреевна'

В том, что родные были с ней давно знакомы, я не сомневаюсь —  дедушка ведал платёжными документами для кооператива работников искусств, в том числе и живших в Ленинграде поэтов Серебряного века.

Я уверена, что Анна Андреевна слышала от родных мою историю — отец видел меня только один раз, когда привёз из родильного дома, перед самым арестом, — и разглядывала меня не случайно. А характер её поведения, возможно, объяснялся просьбой родных об инкогнито, — она никогда и нигде не упомянула о знакомстве с нашей семьёй, — и привычкой, о которой я прочла в воспоминаниях Л.К. Чуковской — Анна Андреевна старалась не общаться с родственниками своих знакомых.

Недавно в моих руках, уже в который раз, оказался небольшой однотомник стихов Ахматовой в твёрдом чёрном переплёте, изданный в 1976 году, о котором Андрей Вознесенский когда-то написал: «...вам книголюбы объяснят, что томичек её агатовый дороже стоит, чем агат». Перелистывая его страницы, я вдруг заметила стихотворение, написанное, возможно, под впечатлением от описанного мной эпизода в 1961 году. Оно бвло датировано 1962 годом,

Вот она, плодоносная осень!
Поздновато ее привели.
И пятнадцать блаженнейших весен
Я не смела подняться с земли.
Я так близко её разглядела,
К ней припала, её обняла,
И она в обречённое тело
Силу тайную тайно лила.

Мне кажется, что я догадалась, «из какого сора» могли вырасти последние четыре строки, и какую «землю» она имела в виду. Впрочем, допускаю, что моя догадка неверна.

Лет 15 назад я позвонила в Музей  Анны Ахматовой в Фонтанном доме. Приехала сотрудница музея  и записала на магнитофон мои тогда сумбурные воспоминания и ответы на её вопросы. Но этот эпизод, по-моему, тогда не вспомнился. Я также передала ей фотографию родных, план нашей квартиры и свое стихотворение «Тень Ахматовой»

Возможно, это просто совпадение, но когда года два спустя я пришла в музей, то во дворе Фонтанного дома, в сквере недалеко от входа, была установлена инсталляция «Тень Ахматовой», а в подворотне на Литейном висела репродукция с известного портрета Альтмана , где молодая и прекрасная Анна Андреевна сидит в голубом платье, а другая, не менее прекрасная, - в чёрном.

Тень Ахматовой

На нечётной стороне Литейного
Полон грёз домов старинных ряд.
По нечётной стороне Литейного
Стайки петербурженок спешат.
Мягки разноцветные беретики,
Притуплён ботиночек носок,
Глазки, осенённые косметикой,
Излучают невский холодок.
А в конце, в высокой подворотне,
Где Фонтанный вид стеной закрыт
В скорбном чёрном, в гомоне вороньем
Тихo тень Ахматовой стоит.

Источник: альманах «Оредеж» № 20, 2023

 Публикуется с сокращеииями