Обратимся памятью к первой декаде апреля 1945 года, когда Красная Армия штурмовала и через несколько дней кровавых битв взяла крепость Кенигсберг. Напомним, что руководивший обороной крепости генерал Отто Лаш свой последний приказ — касающийся прекращения огня и сдачи оружия — издал в час ночи с 9 на 10 апреля.  

В изданной в 1993 году книге «Пропавшая комната», в разделе «Скрытые бункеры» я писал: «Особенно упорно оборонялся возглавляемый полковником Хойером гарнизон королевского замка, состоявший в основном из фанатичных, хорошо вооруженных и обученных курсантов различных немецких офицерских школ. Укрываясь за толстыми стенами замка, они необычайно результативно отбивали атаки русских. Чтобы вынудить защитников прекратить сопротивление, советское руководство решило подвергнуть замок бомбардировке. Сразу после этого в ход были приведены тяжелые бомбардировщики, после них бомбардировщики среднего радиуса действия и, наконец, замок атаковали знаменитые штурмовики Ильюшина. После бомбардировки прозвучала ракетная артиллерия, осыпавшая замок сотнями снарядов. И когда уже казалось, что в замке не осталось никого живого, защитники вновь начали обстреливать из крупнокалиберных пулемётов идущих на штурм красноармейцев. Пришлось повторить бомбардировку и ракетный обстрел. Наконец, в замок, вернее, в его руины, удалось ворваться штурмовым группам. Солдаты в изодранных ватниках, среди темных и заполненных дымом подвалов, коридоров и залов прокладывали себе дорогу гранатами, пистолетами, ножами и штыками...».

Подобные описания битвы за королевский замок можно найти во многих российских работах, изданных в бывшем Советском Союзе, а также в польских изданиях, опиравшихся на советские источники. «В 19 часов [9 апреля 1945 года] овладели всей территорией замка. Трупы более 600 фашистских офицеров и курсантов валялись среди  пепелищ, в лужах тающего снега, на полу коридоров, а также в подвалах и подземельях замковых башен», — читаем мы в «Гибели прусской твердыни» Ежи Янтара.

И я, и Герарл Скок, который — напоминаем — под псевдонимом Янтар написал эту книгу, и многие другие польские авторы поверили советским источникам и описали то, чего в действительности не было. На организованной 5 октября 1996 года в Пасленке международной научной конференции  «Янтарная комната — пасленкский след — факты и мифы» об этом говорил Авенир Овсянов из Калининграда:

— Появившиеся во многих исторических работах описания упорных боев, которые велись красноармейцами за замок во время штурма крепости Кенигсберг, — это легенда, созданная командующим 11 Гвардейской армии генералом Кузьмой Галицким. На территории замка, серьезно поврежденного авиацией союзников во время двух бомбардировок Кенигсберга в конце августа 1944 года, штурма не было, — заявил в Пасленке Овсянов. В качестве доказательства он привел, среди прочего, кадры советской кинохроники, операторы которых не сохранили на пленке ни одного эпизода боев за замок. В хроникальном фильме «В логове зверя» можно увидеть только бегущих по  развалинам красноармейцев, которые через минуту станут позировать  оператору на фоне фрагмента разрушенного замка. Снимок сопровождается комментарием: «Твердыня пала. Завоеван Кенигсберг, столица Пруссии, извечная опора немецкого милитаризма на Востоке. Наш оператор запечатлел тех, кто уничтожил последние укрепления Кенигсберга. Каждый из них получил именное поздравление от Верховного Главнокомандующего, маршала Сталина».

В 90-х годах прошлого века Овсянов, в том числе при помощи объявления, помещенного на страницах «Калининградской правды», искал людей, сражавшихся в 1945 году в Восточной Пруссии, в собенности тех, кто штурмовал крепость Кенигсберг. Отозвалось множество людей, но среди них не было ни одного, кто принимал бы участие в штурме замка.

[...] Вернемся тепеь к дате 4 марта 1945 года. В это воскресенье частично разрушенный замок должен был посетить сам Эрих Кох. Ему сопутствовали кенигсбергские искусствоведы, доктор Хельмут Фризен, руководитель Управления по делам исторических памятников в Кенигсберге, и доктор Альфред Роде, директор замкового музея, называемого Городским Собранием Искусства. Вместе с Кохом прибыла его свита, состоящая изз адъютантов, аппаратчиков Национал-Социалистической Партии Германии и офицеров СС.

Визит в замок главного председателя Восточной Пруссии собрал также много любопытных, среди которых оказался управляющий замковым рестораном „Blutgericht” Пауль Фейерабенд. Именно он рассказал позднее допрашивавшим его русским, что Эрих Кох остановился в зале музея янтаря, опорожненного от эвакуированных ранее экспонатов.  Как бы внезапно вспомнив о чем-то, он спросил:

— А где Янтарная комната?

Доктора Фризен и Роде сделали шаг вперед.

— Янтарная комната здесь, в подвалах, господин гауляйтер.

— Ее не вывезли? Вы ответите за это перед Фюрером — проворчал Кох. И через минуту добавил: — Это скандал. Нужно что-то сделать.

Через минуту Кох вместе с Фризеном и Роде отдалились на несколько шагов от свиты, сопровождавшей гауляйтера. Они с минуту посовещались в сторонке, но слушатели не разобрали ни слова.

Так мартовский визит Коха в кенинсбергском замке описали w В. Дмитриев и  В. Ерашов в изданной в  1961 году в Риге книге «Тайна Янтарной комнаты», упоминавшейся в предыдущем разделе.  Давно известно, «Дмитриев» скрывался Вениамин Дмитриевич Крулевский, в 1949-1961 годах секретарь калининградского Обкома ВКП(б) и КПСС, председательствовавший в комиссии по розыску Янтарной комнаты. Часть его выводов содержится в указанной книге, которая, однако,
изобилует фактографическими ошибками, причем в таких вопросах, которые на переломе 50-х и i 60-х лет прошлого века легко можно бы было проверить. Например, с почти полугодовой ошибкой указана дата привезения украденной фашистами Янтарной комнаты в Кенигсберг. В книге говорится о весне 1942 года, в то время как в действительности это произошло — как мы помним — 14 октября предыдущего года. Авторы книги, прежде всего не проверили показаний свидетелей, допрашивавшихся комиссией Крулевского а еще до этого НКВД или спецслужбами Красной армии, к протоколам которых товарищ секретарь имел доступ. Его желания исполнялись мгновенно и без лишних церемоний перед комиссией представали, например, содержавшиеся в советских тюрьмах бывшие генералы Вермахта.

Авенир Овсянов был невысокого мнения о работах комиссии Крулевского. Когда в апреле 1995 года я разговаривал с ним в его конторе в Калининграде, он сказал, что комиссия вела работу без какого-дибо  генерального плана, хаотично и поверхностно. Часто много раз обыскивали то же самое место, главным образом в еще не разобранных руинах королевского замка, не обращались к материадам первоисточнико.

Во всяком случае, по мнению авторов книги «Тайна Янтарной комнаты», этот шедевр в марте 1945 года хранился в подземельях замка, то есать не был до этого эвакуирован ни из Кенигсберга, ни из Восточной Пруссии, хотя поздней осенью предыдущего года — о чем уже шла речь в разделе о маленьком дворце в Кадынах — доктор Альфред Роде съездил в служебную командировку в Саксонию, где подыскивал место, где можно было бы надежно укрыть ящики с комнатой.

Сохранилось несколько свидетельств о том, что в начале весны 1945 года Янтарная комната еще находилась в королевском замке, хотя подробности, приводимые авторами, различаются. Причем сильно. Согласно Дмитриеву и Ерашову, ящики с комнатой были сложены в подземельях замка, то есть в подвалах. Однако другие свидетели, в особенности управляющий рестораном Пауль Фейерабенд, говорили, что 5 апреля, то есть накануне начала штурма Кенигсберга, ящики с еонатой находились еще в Рыцарском зале. Бургомистр Кенигсберга Хедьмут Вилль в 1967 году утверждал, однако, что эти яшики были сложены а подвалах западного крыла замка. А о его северном крыле должно быть, говорил русским сам Альфрел Роде во время допроса в военной комендатуре «города Кенигсберга»”, зато о... южном крыле говорится в сообщении замкового реставратора Ханса Герлаха. Во всяком случае Герлах настаивал, что 10 апреля 1945 года, то есть  сразу же после капитуляции  крепости Кенигсберг, ящики с этим барочным шелевром находились именно в подвалах южного крыла замка и во время боев за освобождение города не пострадали.

Если бы действительно Янтарная комната весной 1945 года хранилась в подземельях замка, то, вероятнее всего, один из залов Екатерининского дворца в Пушкине (бывшем Царскос Селе), украшал бы сейчас оригинал, а не копия этого шедевра.

Как мы уже знаем, отряд из 120 гитлеровских фанатиков, укрывшийся в замковых подвалах и решивший сражаться там до последнего, 9 апреля покинул замок, а советские рассказы о ходе битвы за эту твердыню крестоносцев были выдумкой. Для русских, взявших Кенигсберг, именно замок был своеобразным символом поверженной столицы Восточной Пруссии. На снимках, выполненных в течение 10 апреля и нескольких последующих дней, на которых представлены отряды красноармейцев, расхаживающих в центре Кенигсберга, виден сильно поврежденный замок. Если бы это строение — как это представил Кузьма Галицкий — интенсивно бомбили бы самолеты и поражали бы ракетные снаряды из катюш, то не осталось бы камня на камне. На снимках, однако, не видно того, что происходило внутри замка. Можно только догадываться, что упоенные победой красноармейцы крепко поддавали  и стреляли из автоматов во все, что напоминало им прусские порядки.

Семь недель спустя, в конце мая 1945 года, в продолжающем гореть Кенигсберге появилась известная уже нам трофейная бригада Комитета по делам искусств при Совнаркоме СССР под руководством Татьяны Беляевой. Входивший в ее состав профессор Александр Брюсов записал в своем дневнике, который он вел на листках советского календаря за 1929 год, следующие слова: «Город в руинах. Условия очень тяжелые, ни от кого никакой помощи; ни от армии, ни от населения». Над Кенигсбергом тех дней поднимался трупный запах тысяч разлагающихся тел и удушающий дым.

Члены бригады Беляевой перед выездом из Москвы прочитали заметку из Кенигсберга, напечатанную в «Правде» от 15 мая. В ней говорилось, что в королевском замке найдены в числе прочего тридцать кресел из дворцового ансамбля в Царском Селе и книгу дарений. Именно в ней — как написал орган печати ЦК ВКП(б) — «под номером 200 от 5 декабря 1941 года, фигурирует Янтарная комната из Царского села, которой посвящена вся страница 141. На ней указаны 140 объектов [перечень конкретныхпанелейсянтарнымимозаикамии других частей комнатывместе с бронзовыми  люстрами и канделябрами — прим.Л.А.] с примечанием, что они подарены Кенигсбергу немецкими властями».

Автор заметки, военный корреспондент «Правды» 3 Белорусского фронта майор Д.Д. Иваненко допустил неточность, поскольку Янтарная комната ранней весной 1942 года была передана вермахтом Кенигсбергу лишь в комиссариальное управление, т.е как временный депозит. После победоносного завершения войны Германией комната должна была украсить Музей славы немецкого оружия, создаваемый в Бреслау (Вроцлаве). Этого, однако, автор заметки не мог знать, потому что цитируемая майором Иваненко запись в книге дарений была сделана за несколько месяцев до формальной передачи комнаты в депозит, а не в собственность кенигсбергского музея.

2 июня 1945 года Александр Брюсов записал в своем дневнике: «Замок — полная руина. Только несколько комнат сохранилось в нетронутом состоянии — в северном крыле». Сенсационной, однако, оказалась запись от 5 июня. В этот день Брюсов — в обществе другого члена московской группы, библиотекаря Ивана Пожарского — прокопался через завалы щебня в наиболее поврежденной части замка, в Рыцарском зале, то есть в северном крыле. На этот зал, как мы помним, указал в своем сообщении реставратор Пауль Фейерабенд,  мастерская которого находилась как раз под этим залом.  «Мы наткнулись — написал Брюсов в дневнике — на бронзовые петли от дверей из Царского Села, [...] фрагменты карнизов, которые могут происходить из Янтарной комнаты, [...] железные полосы с винтами, с помощью которых элементы Янтарной комнаты были запакованы в ящики. [...] Я думаю, нам следует отказаться от дальнейших поисков».

Не отказалсь, и по сей день неизвестно, почему. Одна из гипотез гласит, что за возобновлением поисков Янтарной комнаты стоял сам Иосиф Сталин, который, хорошо зная, какие сокровища культуры «зафиксировали» трофейные бригады Комитета по делам искусств на территории Третьего Рейха, хотел отвлечь внимание мирового общественного мнения от собственных грабежей. Это не мы грабили, казалось, говорил свежеиспеченный генералиссимус — а  у нас украли это уникальное произведение искусства и тысячи других, а еще больше фашистские оккупанты уничтожили в Советском Союзе. И многие этому  поверили. 5 марта 1953 года Сталин умер, а его наследникам пришлось вернуть огромное большинство исторических ценностей, награбленных трофейными бригадами,  в то время как миф о пропавшей комнате не только продолжал существовать, но и творчески развивался. Заранее отбрасывались появлявшиеся то тут, то там слухи  o пожаре, устроенном красноармейцами в королевском замке и уничтожившем Янтарную комнату.

А ведь многим  знаменитым россиянам были известны цитируемые здесь записи профессора Александра Брюсова, в том числе и та, которая появилась в его дневнике 10 июня 1945 года: «Причиной уничтожения [Янтарной комнаты] был, вероятно, пожар, устроенный нашими солдатами». По фрагментарным и далеко не полным сведениям известно, что за предположение о том, что комната сгорела, профессору испортили жизнь. Его принудили к самокритике, а в советских статьях и книгах на эту тему долгое время нельзя было называть его настоящее имя. Вместо Брюсова появился Барсов.[…]

Вскоре бригада Татьяны Беляевой уехала из Кенигсберга, но о Янтарной комнате помнил человек, который был ее хранителем, когда это чудо барокко украшало один из залов Екатерининского дворца. В марте 1946 года в Кенингсберг название (старое название столицы Восточной Пруссии изменили на Калининград лишь четыре месяца спустя) приехал Анатолий Кучумов, а вместе с ним Станислав Трончинский, чиновник польского происхождения, отвечавший за вопросы культуры в правительстве тогдашнего Ленинграда.

В 1990 году, за три года до смерти, Кучумов выступил перед камерой, когда немецкий кинодокументалист и писатель Морис Филип Реми снимал телевизионный фильм «Янтарная комната. Конец одной легенды». Кучумов рассказал тогда: «Уже в 1936 году существовал список произведений искусства, подлежащих эвакуации. Хотя Янтарной комнаты в этом списке не было, [в 1941 году] мы решили ее эвакуировать. Завернули все в бумагу, но когда мы попытались вынуть панели, они стали рассыпаться. Городские партийные власти  решили оставить Янтарную комнату на месте. Ее старательно закрыли бумагой, марлей, ватой и еще сверху досками”. Кучумов, видимо, подсознательно чувствовал себя виноватым, что после начала  войны с гитлеровской Германией не сумел сделать всего, чтобы спасти комнату.

Почти пять лет спустя Кучумов появился в разрушенном Кенигсберге, чтобы проверить выводы профессора Брюсова.

22 марта 1946 года в развалинах замка Кучумов нашел бронзовые оправы мозаичных картин. Их было три, в то время как Янтарную комнату украшали четыре мозаики. Из доступных документов неясно, знал ли Кучумов тогда, что в Кенигсберг немцы привезли комнату всего с тремя мозаиками. Но он так и не узнал, что мозаика «Осязание и обоняние» в довольно хорошем состоянии обнаружится в Германии в 1997 году, то есть через четыре года после его смерти.

Недостающая мозаика из Янтарной комнаты поехала в Германию уже под конец 1941 года санитарным поездом в личном багаже одного из врачей, который ее попросту украл еще перед демонтажем всей комнаты во дворце  в Пушкине. После его смерти мозаику унаследовал его сын, который в середине 90-х годов попытался продать ее за гигантскую сумму. В расставленные немецкой полицией силки попался, правда, лишь нанятый им адвокат, но тот не стал скрывать имени своего клиента. Сына врача арестовали. От сурового наказания его избавила смерть. Условного тюремного заключения и высокого штрафа  не избежал, однако, адвокат. Мозаика «Осязание и обоняние» вскоре вернулась в Россию, и в Пушкине ее приветствовал уже сам президент Владимир Путин. В настоящее время в зале висит ее копия вместе с копией всей Янтарной комнаты. Эту копию, выполненную еще до возвращения оригинала, теперь можно сравнить с ним и убедиться в отсутствии существенной разницы между мозаиками...

Вернемся, однако, в разрушенный Кенигсберг. В рапорте о своих  поисках в руинах замка в марте 1946 года Кучумов написал: «Недалеко от входа в Рыцарский зал, у лестничной площадки, под толстым слоем пепла мы нашли мозаичные картины, полностью обгорелые и деформированные. Исследовав профиль бронзовых рам и тонкие проволочки, окружавшие каменные элементы, я могу подтвердить, что они итальянской работы, а отсюда сделать вывод, что это те самые мозаики, которые украшали Янтарную  комнату». Казалось бы, яснее не скажешь. И все же…

Анатолий Кучумов, который — если ему верить — собственными руками касался сожженных до пепла мозаик, являвшихся фрагментами Янтарной комнаты, сделал из этого вывод поистине абсурдный. А именно, он заявил, что сгорели только эти три мозаики, снятые с янтарных панелей комнаты и спрятанные в небольшом тесном помещении у лестничной площадки возле Рыцарского зала. «Янтарная комната спрятана в безопасном месте», — написал в рапорте Кучумов. Именно это его заключение спровоцировало продолжавшиеся более полувека поиски Янтарной комнаты. Остальное — дело рук Сталина, волей которого было, чтобы поиски царскосельского шедевра  не прекращались. Эта воля генералиссимуса пережила его на полвека.

Иллюстрации:

1. Советские самоходки на улицах Кенигсберга

2. Усталые солдаты спят после боя прямо на улице 

3. Авенир Овсянов дает интервью польскому телевидению.

Фотографии из архива Лешека Адамчевского

Источник: Leszek Adamczewski/ Luny nad jeziorami.W-wo Replika, Poznan, 2019