Серпантинка

От сознания того, куда нас занесло, временами захватывает дух. От того места, где мы стояли, было всего пятьсот километров до Северного полярного круга. До арктических морей - всего восемьсот. До Магадана – чуь более пятисот. Мы ожидали Хорста и Маркуса перед гостиницей. Накануне они спасли мне жизнь. Маркус со дна рюкзака достал пачку таблеток от  моих неприятностей с желудком. Я взял всего три штуки, но уже чувствовал себя гораздо лучше.  Вместе мы отправилbсь к Ивану. Музей был большой. Билетной кассы нет, а экскурсии проводит сам хозяин. Внутри старые нары, вилки, ботинким, куртка... Предметы, которые помогали людям пережить в советских трудовых лагерях. Но главнвя сила музея Ивана – это документы. Он собирает их с 1981 года. со времени, когда приехал на Колыму. Рассказывает, что большинство документов просто находились на месте лагерей. На месте контор, которые там велись. Он их оттуда забрал и сохраняет в трехкомнатной квартирке, которую на вырост называет первым частным музеем в Советском Союзе. Хорст  и Маркус долго разговаривают с Иваном. А потом еще дольше рассматривают документы. Мы вышли из квартирки через три часа и сразу же пошли к месту, где когда-то было здание НКВД. Теперь это руина. Стены еще сохранились, но уже нет дверей и окон. Посредине мусор и кое-где растения среднего размера На стенах неприличные надписи. Я глядел на эту картину и чувствовал что-то вроде удовлетворения. Ведь всего несколько десятков лет назад это был «дворец хозяев жизни и смерти». Ведь те, кто тут и работал, чувствовали себя совершенно безнаказанными. А теперь от них остались лишь печальные воспоминания и эти руины. Ничего лучшего эти чудовища в человеческой коже не заслужили. Прогулку с Хорстом в роли проводника мы заканчиваем на том месте, где стоял его дом.. Он построил его сам, когда закончился его срок, но не имел права вернуться домой. Курьез, который, был обязателен в сталинском  Советском Союзе. Тот, кто оканчивал срок, не мог просто так спаковать свои вещи и вернуться домой,  на это должно было быть согласие коммунистических властей. Это зависело от точки зрения народного комиссара, который обычно задерживал людей еще несколько лет. От дома Хорста не осталось и следа.  Он, однако. вступил в разговор с парой старичков. Они помнили дом австрийца, но его самого – уже нет. Дом разобрали другие жильцы. Использовали доски как строительный материал.  

Вечером мы посидели вместе. За пивом слушали потрясающие рассказы Хорста. Один мне особенно запомнился. Это был рассказ о… мамонте.

Хорст работал в шахте. В холодном узком коридорчике, ведущем  к штольне, где сибиряки добывали руду, два человека с помощью ломов отрывали  куски вечной мерзлоты. Остальные отвечали за уборку земли и обломков скалы за пределы коридора. Главными проблемами были холод и голод. Под землей было гораздо теплее, по крайней мере ничего не валилось на голову и не докучал ветер. Однако недостаток еды трудно было восполнить. Заключенные устраивали ловушки на мелких зверьков и крыс. Иногда голодать приходилось неделями. Однажды, когда Хорст занимался уборкой земли, он услышал от коллег: нужно любой ценой не допустить, чтобы в коридор вошел стражник.  Поэтому Хорст стал у входа и следил за порядком. Было спокойно. Однако слышны были голоса чем-то взволнованных коллег. Ломы ударяли о что-то твердое.  Десять минут спустя один из товарищей Хорста, таща деревянные ящики с землей, прошел мимо австрийца и широко улыбнувшись, сказал:

- У нас будет много еды.

Хорста заменил тот, что с землей,  а парень побежал вглубь коридора. В слабом свете лампочки он увидел коллег, ковырявших ломами нечто волосатое, найденное в мерзлоте.

Один из узников, прежде чем попасть в лагерь, был биологом. Еще через час борьбы с замерзшей землей он признал, что им  удалось выгрести из земли здоровенный кусок мамонта. Существовала вероятность , что все животное сохранилось в  едином куске. Однако ни у кого не было терпения заниматься раскопками. Коллега биолог пришел к выводу, что мерзлота   действовала тут как морозильник, и мясо после тепловой обработки будет годиться в пищу.

Зэки в течение последующих недель по кусочку отрезали мясо мамонта и его съедали. Никто из них не заболел. Также ни один из стражников не поймал их на употреблении в пищу мяса зверя тысячелетней давности.

Хорст рассказал эту историю, попивая русское пиво.  Окончив, он улыбнулся шельмовской улыбкой. Я спросил его , все ли это правда. Тот ответил:

-  Это может быть правдой. Здесь творились очень странные вещи. Все было возможно...

На следующий день  мы разговаривали с директором нашей гостиницы о транспорте. Мы хотели поехать в место, где совершались массовые расстрелы заключенных. Женщина пообещала помочь.

-     Мы еще ждали ответа, когда  в дверях гостиницы появился здоровенный парень с винтовкой в руке.  Мы сидели за столиком  после завтрака. Уверенным шагом он двинулся в нашем направлении. Вид у его был на самом деле грозный. Я. однако. был уверен, что где-то уже видел это лицо. Остановившись возле нас, он сказал хриплым голосом:

-  Я – Виталий. Жена сказала, что вы ищете попутный транспорт  Могу забрать вас  с собой.

Мы вскочили на ноги. Уже хотели бежать за вещами. Но Виталий властным жестом оставил нас сидеть.  

- А на золотой прииск не заберешь нас? – выпалил вдруг Арек.

Этого в программе в принципе не было. Но - золотой прииск??? Ну, конечно!

- Я еще подумаю, смогу ли забрать вас с собой…

Утром нас разбудил стук в двери. Хозяйка гостиницы пришла в пять утра, чтобы проинформировать, что поездка состоится сегодня. Виталий заберет нас в семь утра.

Мы ждали перед гостиницей, когда ровно в семь появились два автомобиля В старом бело-голубом УАЗике с треснувшим лобовым стеклом сидел Виталий. Рядом, на переднем сиденье, расселся Владимир. Между ног он держал штуцер. Мы уселись сзади.  Было тесно и холодно.  Арек спросил, не мог ли бы он поехать на другом автомобиле -  тойоте. Виталий впервые  усмехнулся так широко, что показал все свои золотые зубы.

- Это японское дерьмо - только на слом.  Через ручьи едва переползает.  УАЗик лучше.

Мы сидели спокойно, пока  советское авто медленно поднималось на плоские вершины местных гор.  Виталий задавал нам вопросы, выспрашивая, кто мы, откуда приехали, и тогда я вспомнил,откуда же мне знакомо его лицо.   Он выглял в точности, как Зинедин Зидан. Был его двойником. Если бы поставить их рядом, трудно было бы сказать, кто из них - футболист, a кто - хозяин сибирского золотого прииска.

 Мы поинтересовались, для чего Владимир носит оружие - не на медведей ли?

-  Нет, не на медведей.

 - А на кого? – спросили мы хором.

-  На людей. На тех, которые хотели бы украсть золото. – ответил Владимир.

Разговор как-то перестал клеиться. Мы ехали молча, любуясь красотой сибирской природы. Снова проезжали заброшенные деревушки. Виталий сказал, что этот мир умирает. Никто уже не хочет  здесь жить. Единственное, что толкает людей на Колыму – это золото. Но это слабый аргумент, чтобы добровольно приговорить себя к одиночеству, к полной изоляции от мира.

Раз за разом мы въезжали в речки и потоки, чтобы в местах бродов переправляться на другой берег. Впечатление было такое, что реки становятся все шире и глубже, а течение - все более сильным. Однако советское авто переносило дорогу  без проблем. Японское, вопреки ворчанию Виталия, - тоже.