Незаслуженно забытые вещи

В век компьютеров, компьютерных технологий и компьютерного дизайна эти вещи, лёжа в коробке, задвинутой в дальний угол ящика письменного стола, чувствовали себя ненужными и незаслуженно забытыми.
К ним привыкли, и потому до сих пор не выбрасывают. А они много лет служили своему хозяину и помнили его тёплые руки. И у каждой вещи был свой характер и своя история, которой хотелось с кем-нибудь поделиться.

КНОПКА

  Она лежала рядом с другими канцелярскими кнопками, но отличалась от них, всё еще блестевших никелевым покрытием, но туповатых, остротой своего язычка, возрастом и слегка поржавевшей и оттого шероховатой поверхностью. Её язык был так остёр, что, как говорили, она могла не только «прикнопить», но и «пригвоздить». Кнопка знала, что иногда без неё было не обойтись, и гордилась этим. Она помогла многим, до того никем не читаемым объявлениям и документам, приобрести известность, закрепив их для всеобщего обозрения на самом видном месте. Ради популярности эти документы, а особенно объявления, готовы были терпеть и небольшие раны, нанесённые её острым язычком.

  Однажды хозяин вынес кнопку на улицу, чтобы та помогла закрепить объявление о пропаже его любимой собаки. Несколько дней  вместе с объявлением она мокла под дождём и обдувалась ветром, а когда собака нашлась, хозяин «откнопил» её с доски объявлений и, благодарный, поржавевшую, но ещё острую на язык, принёс домой. С тех пор прошло много времени. Кнопка надеется, что когда-нибудь пригодится, и тогда о ней вспомнят... 

КАРАНДАШ

  Карандаш помнил время, когда в компании с другими карандашами, острозаточенными и всегда готовыми к работе, красовался в деревянном стакане на самом видном месте письменного стола. Он считал себя профессионалом и лишь нехотя соседствовал с несерьёзными, по его мнению, разноцветными собратьями. На одной из его шести граней была надпись «конструктор». Он добросовестно трудился, оставляя чёткие линии на чертёжной бумаге – ватмане и старательно выписывая цифры и буквы, важные для разработчика. Если он уставал, то отдыхал не на письменном столе, а в специальной «лодочке» под чертёжной доской.  Ему приходилось участвовать в разработке чертежей самых разных изделий: и весьма простых, и самых сложных. Но пришло время, когда чертежи стали создаваться на компьютерном экране, надписи и цифры - набираться на клавиатуре, и карандаш стал не нужен.

  Он, затачиваемый и перезатачиваемый, сохранивший лишь треть своей длины, теперь доживал свой век рядом с другими забытыми канцелярскими принадлежностями в дальнем углу нижнего ящика письменного стола, вспоминая славную историю своего карандашного рода. Она началась в глубокой древности...

  Человек, всегда склонный к творчеству, сначала писал и рисовал на чём попало, даже на стенах пещер углем, оставшемся от погасшего костра или острой палочкой – стилом на невысохших глиняных дощечках. Когда появилась бумага, потребовался другой материал. Для этого подошло черно-графитное вещество. Палочки из графита сначала были толстыми и пачкали руки мастеров – каллиграфов и художников. Тогда их догадались сделать тонкими, а чтобы не ломались и не пачкали рук, поместили в корпус из мягкой и легко строгаемой древесины. С тех пор графитовый стержень стали затачивать тем самым «перочинным» ножичком, которым затачивали птичьи перья, используемые для письма чернилами.

  Карандаш гордился соседством с другим своим соплеменником – старым химическим карандашом, на круглом боку которого можно было прочитать полустёршуюся надпись бронзовой краской: «ф-ка им. Сакко и Ванцетти». Короткий, небрежно заточенный химический карандаш в деревянной «рубашке» зелёного цвета, который иногда обидно называли «огрызком», возможно, помнил огрубевшие и почерневшие от трудной воинской работы руки солдата, который в холодном окопе в перерыве между боями, предварительно послюнявив, писал им письмо на родину, положив листочек бумаги на железную поверхность сапёрной лопатки. Так и лежали они рядышком и вспоминали, вспоминали…

РЕЗИНКА

  Резинка была карандашной-стирательной. Иногда её называли странным именем «ластик». В её обязанности входило удаление ошибочно нанесённых на бумагу карандашных линий и надписей. Она бы с удовольствием стёрла всё, что было изображено на бумаге, белизна которой ей нравилась, но ей этого не разрешали.

  Первые ластики делали из резины - каучука, который получали из сока бразильской гевеи. В последней четверти восемнадцатого века о них писали: «эта эластичная резина очень удобна для удаления текста, написанного черно-графитовым карандашом».  Наша резинка была изготовлена не из каучуковой, а из искусственной резины, была достаточно мягкой, но с твёрдым характером. Она беспощадно боролась с любыми карандашными ошибками, теряя при этом крошившиеся от раздражения частички своего тела и постепенно уменьшаясь в размерах. Частички резинки вместе с прилипшими к ним микро-кусочками графита безжалостно смахивались с очищенной поверхности бумаги, которая в этом месте становилась белоснежно чистой.  

Старая резинка попала в компанию забытых вещей, когда уменьшилась настолько, что её стало трудно держать в руках. Рядом с ней поселилась почти совсем стёршаяся резинка для удаления текста, написанного чернилами. Та была гораздо твёрже карандашной и содержала в себе абразивные добавки для бескомпромиссного удаления окрашенных чернилами бумажных ворсинок. Если бы чернильная резинка переусердствовала в работе, то могла бы протереть бумагу и насквозь. И обе резинки вынуждены были теперь соседствовать с остро ненавидевшим их карандашом. А  ненавидеть их ему было за что...

ЦИРКУЛЬ

  Вообще-то циркулей было несколько. Самым простым был школьный, так называемый «козья ножка». Его стальная ножка с иголкой имела пружинящую петлю, в которую вставлялся обыкновенный карандаш. Козью ножку хранили как воспоминание о далёких школьных годах. Профессиональные и всё еще сверкающие никелем циркули хранились когда-то в обитых бархатом углублениях большой готовальни, где все они отдыхали после трудового дня.

Главным считал себя циркуль, который, стоя на одной ножке, снабженной острой иголкой, другой, с закреплённым в ней графитовым грифелем, мог чертить окружности разных диаметров, и маленьких, и больших. А когда в его вторую ножку вставляли специальный удлинитель, он мог начертить и очень большую окружность. В его подчинении был также циркуль – измеритель. Его можно было отрегулировать на определённый радиус и чертить множество окружностей одного диаметра.  

Балеринка-циркуль никому не подчинялась. Она крепко стояла на ножке-игле, а второй могла крутить сколько угодно фуэте, вычерчивая маленькие окружности, недоступные другим циркулям. Особняком держался измеритель, который двумя ножками – иголками мог отмерять любые кратные расстояния, подобно землемеру. Циркули были работоспособны, ещё не стары, но на смену им тоже пришла компьютерная чертёжная программа, и теперь они лежали незаслуженно забытыми в коробке–общежитии вместе с обычными канцелярскими товарами.