Рождество Христово было одним из самых любимых праздников в старой России. Благодаря живописным воспоминаниям Ивана Шмелева, Феликса Юсупова, Владимира Набокова, Матильды Кшесинской, Ксении Левашовой-Стюнкель, Антонины Пирожковой, Мстислава Добужинского, Анастасии Цветаевой, Петра Васильева и других мемуаристов мы можем окунуться в чудесный мир рождественского праздника в дореволюционной России.

«Что такое Сочельник – это все дети знают. В старину елка справлялась не на Новый Год, а в Сочельник, и делалось это потому, что елка отмечала праздник Рождества Христова. По христианскому обычаю легенда рождения Христа считалась 24 декабря. Отсюда ведется и летоисчисление от Рождества Христова и до Рождества Христова. Легенда гласит, что Христос родился в яслях, но не в тех яслях, куда водят ребят. Яслями называлась еще кормушка для овец. Вот в соломе там и лежал Христос. И появление его в мире возвестилось звездой. Момент, когда в зимнем вечернем небе появляется звезда, то есть весть о рождении Христа, и есть Рождество».

Это фрагмент из воспоминаний Ксении Левашовой-Стюнкель (1896 – 1961), дочери торгового консула, жившей сначала в Ревеле, а позднее в Москве. Ее мемуары полны ярких подробностей и интереснейших сведений о жизни в дореволюционной России.

Приготовления к празднику начинались с основательной уборки – мыли окна и двери, обметали потолки и стены, вытрясали ковры, натирали полы. Писатель Иван Шмелев (1873 – 1950), внук купца, в духовном романе «Лето Господне» описывает приготовления к этому высокоторжественному празднику: «По всему дому идет суетливая уборка.  Вытащили на снег кресла и диваны […] «Белят» ризы на образах: чистят до блеска щеточкой с мелком и водкой и ставят «праздничные», рождественские, лампадки, белые и голубые, в глазках. Эти лампадки напоминают мне снег и звезды. Вешают на окна свежие накрахмаленные шторы, подтягивают пышными сборками, – и это напоминает чистый, морозный снег. […] Зеркально блестят паркетные полы, пахнущие мастикой с медовым воском, – запахом Праздника. В гостиной стелют «рождественский» ковер, – пышные голубые розы на белом поле, – морозное будто, снежное».

За несколько дней до праздника готовили подарки, покупали хлопушки, бенгальские огни, фрукты и сладости – леденцы, пряники, шоколадные конфеты. Елочные украшения делали заранее.Наш современник историк моды и коллекционер Александр Васильев в книге «Фамильные ценности» отмечает: «Я прекрасно помню рассказы отца, как важно было в царское время сделать елочные игрушки самим детям. В Самаре, где жила семья дедушки, они запирались от родителей в детской и, сопя, клеили и раскрашивали головки, домики и золотили грецкие орехи. Эти детские подарки на елку, их творчество были проявлением любви к прекрасному, ведь искусство было всегда лейтмотивом всей семьи. В России до революции очень любили елочные бусы и подсвечники на прищепках.  […] Любили в России и бумажные игрушки. Многие кондитерские фабрики – «Эйнем», «Жорж Борман», «Абрикосов» – делали елочные игрушки и подарки, обладание коими составляет ныне заветное желание отечественных эстетов и знатоков».

Воспоминания Мстислава Добужинского(1875 – 1957) подтверждают написанное А. Васильевым: «Многие елочные украшения мы с папой заранее готовили сами: золотили и серебрили грецкие орехи (тоненькое листовое золото постоянно липло к пальцам), резали из цветной бумаги корзиночки для конфет и клеили разноцветные бумажные цепи, которыми обматывалась елка. На ее ветках вешались золотые хлопушки с кружевными бумажными манжетами и с сюрпризом внутри. С двух сторон ее тянули, она с треском лопалась, и в ней оказывалась шляпа или колпак из цветной папиросной бумаги».

Юрий Бахрушин (1896 – 1973), сын создателя Театрального музея в Москве, также упоминал в воспоминаниях о том, что вместе с матерью делал украшения для елки: «Золотили орехи и сосновые шишки, вырезали фигуры из цветной бумаги». Помимо созданных своими руками тряпичных куколок, бумажных поделок, золоченых шишек  на елку вешали фигурки из папье-маше и стекла, конфеты, орехи, завернутые в фольгу, пряники, а венчала зеленую красавицу восьмиконечная Вифлеемская звезда.  В семье последнего российского императора Николая II было принято ставить под елкой детей музыкальную шкатулку с мелодией песни "O du lieber Augustin" («О, мой милый Августин»).

Князь Феликс Юсупов (1887 – 1967) писал: «К Рождеству на Мойке начиналась суматоха. Готовились целыми днями, на стремянках вместе с прислугой наряжали высоченную елку, до потолка. Сиянье стеклянных шаров и серебряного дождя зачаровывало наших слуг-азиатов. Прибывали поставщики, доставляли нам подарки для друзей, и суматоха росла». Антонина Пирожкова (1909 – 2010), чье детство прошло в селе Красный Яр Томской губернии, вспоминала, что к Рождеству ее отец украшал собственноручно сделанными бумажными цветами иконы, подвешивал под потолком гирлянды, делал елочные украшения. «Рождество и Новый год […] очень ярко запечатлелись в моей памяти и украшениями дома, и праздничным столом, и визитами гостей, и посещением церкви. И особенно елкой, большой пушистой елкой, которую нам, детям, не показывали, пока ее украшали, и впускали нас только тогда, когда на ней уже были зажжены свечи»,– оглядываясь назад, писала она в книге «Я пытаюсь восстановить черты».

Мстислав Добужинский признавался: «Елка была самым большим моим праздником, и я терпеливо ждал, пока папа, няня и живший у нас дядя Гога, закрыв двери в кабинет, наряжали елку». Сохранились воспоминания режиссера Петра Васильева, опубликованные его племянником Александром Васильевым: «Рождество… В гостиной огромная, под потолок елка. Двери закрыты… Тайна! Взрослые украшают ее. Мы на животах, в щель под дверью пытаемся рассмотреть подарки под елкой, уложенные на вате, обсыпанной блестками».

За один-два дня начиналось приготовление выпечки. Все, и особенно дети, ждали Рождества с большим нетерпением и радостью. Вот, что пишет Левашова-Стюнкель: «Уже 23-е. Из кухни доносится равномерный стук ступки, несутся вкусные запахи шафрана, жженого сахара. Приносятся румяные, с рубленым миндалем и сахаром, батоны сдобных хлебов, и оттуда из теста глядят глазки изюма. И вот уже куплены коробочки с разноцветными свечками, и подсвечники принесены. И одна ночь осталась. Завтра Сочельник».

«В Сочельник обеда не полагается, а только чаек с сайкой и маковой подковкой, – повествовал Иван Шмелев. – Затеплены все лампадки, настланы новые ковры. […] На столе в передней стопы закусочных тарелок, «рождественских», в голубой каемке. На окне стоят зеленые четверти «очищенной», – подносить народу, как поздравлять с Праздником придут. В зале – парадный стол, еще пустынный, скатерть одна камчатная. У изразцовой печи – пышет от нее, не дотронуться – тоже стол, карточный-раскрытый, – закусочный, завтра много наедет поздравителей. Елку еще не внесли: она, мерзлая, пока еще в высоких сенях, только после всенощной ее впустят».

Матильда Кшесинская (1872 – 1971) писала: «Мои родители принадлежали к польской римско-католической церкви, и Сочельник справлялся согласно старинным обычаям. До шести часов вечера, до первой звезды, ничего нельзя было взять в рот».

В канун праздника детей рано укладывали спать, а будили незадолго до зажигания елки. Ксения Левашова-Стюнкель вспоминала: «И вот надеваешь на себя все чистенькое, приготовленное на стуле: белье и платье. Помню, меня особенно радовали новые резиночки, чулочки, туфли – все с такой любовью положенное, по порядку, как одеваться. Няня расчесывает волосы, завязывает бант. Мальчики в новых матросках». Владимир Набоков (1899 – 1977) в автобиографических «Других берегах» писал: «По английскому обычаю, гувернантка привязывала к нашим кроваткам в рождественскую ночь, пока мы спали, по чулку, набитому подарками, а будила нас по случаю праздника сама мать и, деля радость не только с детьми, но и с памятью собственного детства, наслаждалась нашими восторгами при шуршащем развертывании всяких волшебных мелочей от Пето».

Дочь профессора Московского университета Анастасия Цветаева (1894 – 1993)рассказывала: «Незаметно подошло Рождество. Дом был полон шорохов, шелеста, затаенности за закрытыми дверями залы – и прислушивания  сверху, из детских комнат, к тому, что делается внизу. […] Запахи поднимали дом, как волны корабль. Одним глазком, в приоткрытую дверь, мы видели горы тарелок парадных сервизов, перемываемых накануне, десертные китайские тарелочки, хрустальный блеск ваз, слышали звон бокалов и рюмок. Несли на большом блюде ростбиф с розовой серединкой (которую я ненавидела), черную паюсную икру. Ноздри ловили аромат «дедушкиного» печенья».

Украшенная рождественская елка вызывала у детей восторг. Перед нами рассказ Ксении Левашовой-Стюнкель: «И вдруг раздаются громкие торжественные аккорды. Двери открываются, и мы ошеломлены прекрасным зрелищем нарядной елки, сияющей сотнями огней, сверкающей серебром и золотом, и бусами». Подобные восхищенные впечатления читаем и в воспоминаниях Анастасии Цветаевой:  «О! Настало же! Самое главное, такое любимое, что – страшно: медленно распахиваются двери в лицо нам, летящим с лестницы, парадно одетым, и над всем, что движется, блестит, пахнет она, снизу укутанная зеленым и золотистым. Ее запах заглушает запахи мандаринов и восковых свечей. […] Ее сейчас зажгут. Она ждет. Подарки еще закрыты. […] Шары еще тускло сияют – синие, голубые, малиновые; золотые бусы и серебряный «дождь» – все ждет… Всегда зажигал фитиль от свечи к свече дедушка. Его уже нет. Папа подносит к свече первую спичку – и начинается Рождество!» А это воспоминания Петра Васильева: «И в час назначенный…» для нас и гостей открывали большую дверь из прихожей в гостиную, и под звуки пианино в притемненной комнате возникала блестящая огнями и украшениями елка…» Мстислав Добужинский оставил не менее яркое описание символа Рождества: «Румяные яблочки, мятные и вяземские пряники, подвешенные на нитках, а в бонбоньерках шоколадные пуговки, обсыпанные розовыми белыми сахарными крупинками, –  до чего все это было вкусно именно на рождественской елке! Сама елка у нас всегда была до потолка и надолго наполняла квартиру хвойным запахом. Парафиновые разноцветные свечи на елке зажигались одна вслед за другой огоньком, бегущим по пороховой нитке, и как это было восхитительно!»

А вот воспоминания о том, как проходил праздничный вечер. Петр Васильев рассказывал: «Хороводы, концерт, танцы, игры, маскарад, подарки… Запах смолы, горящих свечей, запаленной хвои!»  Антонина Пирожкова писала: «Приходило много детей, мы кружились вокруг елки и пели песню «В лесу родилась елочка». Всем детям папа раздавал подарки, и на ветках висело много конфет и пряников, которые нам разрешалось снимать и есть. Приходили и ряженые – компании молодых людей в масках и в шубах, вывернутых наизнанку. Они пели колядки, танцевали и поздравляли нас с праздником. […] На другой день после елки к нам с утра приходили с визитом знакомые […] На Рождество большой стол был уставлен блюдами с жареными индейкой, уткой, курами, рябчиками».  Праздничная атмосфера прекрасно передана в мемуарах Ксении Левашовой-Стюнкель: «Беремся за руки, поем, водим хороводы – в зале много детей: двоюродные братья, сестры, дети дворника, прачки – всем, с кем играли мы и кто жил в нашем доме, лежат готовые подарки. […] Подальше от елки, на столе, приготовлены подносы со сладким. Все, что покупалось в течение недели, все лежит на подносах. Мы щелкаем орехи, чистим миндаль и надеваем на острый конец изюминку – получается гриб. И занятно, и вкусно». Среди подарков, которые упоминает Ксения Эрнестовна, были ноты вальса из оперы-сказки «Елка» Владимира  Ребикова. Красивые варежки и меховые шапки, а также большие мятные пряники в виде мальчиков и девочек, расписанные розовым и белым сахаром, присылал детям к Рождеству дядя, живший в Архангельске. Феликс Юсупов вспоминал: «В праздничный день являлись гости – почти все дети, наши ровесники, приносили с собой чемоданы, чтобы унести подарки. Подарки нам раздавали, потом угощали горячим шоколадом с пирожными и вели в игровой зал на «русские горки». Десятилетия спустя, в эмиграции, он мысленно возвращался в счастливое прошлое: «Служба закончилась, а мы все сидели у зажженной елки. Душой мы были далеко, улетев сквозь пространство и время в наше детское Рождество, в Россию…»

О рождественских традициях польской семьи Кшесинских узнаем из воспоминаний Матильды Феликсовны: «За ужином, который был главным событием этого дня, все кулинарные способности отца проявлялись вполне. По традиции полагалось подавать тринадцать рыбных постных блюд, из которых каждое имело свое особое символическое значение, но потом это число было сокращено до семи. Из рыбных блюд считались обязательными судак по-польски и жареная рыба. Потом подавали два сорта ухи в двух отдельных мисках, которые ставились у прибора матери, и она нам разливала. В одной миске подавалась русская уха, а в другой – польская, со сметаною. Эту польскую уху я очень любила и до сих пор вспоминаю ее с наслаждением, но после родительского дома я нигде ее больше не видала. Очевидно, ее изготовление было кулинарным секретом моего отца. После ужина зажигали елку, под которой были разложены подарки для гостей. Я сохранила этот обычай на всю жизнь, и до сих пор нет у меня больше удовольствия, как зажигать елку и раздавать подарки». Многие годы спустя для своего сына Владимира и его друзей Матильда Феликсовна устраивала рождественский праздник с большим размахом. Однажды она пригласила в свой роскошный особняк знаменитого дрессировщика Владимира Дурова с его животными, среди которых был слон: «Сперва Дуров показывал своих дрессированных собачек и разных других зверей. Потом был маленький перерыв, внесли огромную кровать и поставили около ночной горшок. Тут был для детей самый большой сюрприз, когда в залу вошел огромный слон и начал показывать, как он ложится спать в кровать, как перед тем берет горшок. Восторгу детей не было предела».

К большому огорчению маленьких участников праздника торжество быстро заканчивалось. Феликс Юсупов признавался: «[…] Было ужасно весело, но кончался праздник почти всегда потасовкой. […] На другой день была елка для прислуги с семьями. Матушка за месяц до праздника опрашивала наших людей, кому что подарить». Ксения Левашова-Стюнкель сожалела: «Так быстро проходит рождественская елка! Не успеешь ею насладиться вдоволь, как уже спать! Сколько времени ждали, и так быстро все кончилось. И как хочется продлить этот прекрасный день! […] Радость ожидания, гости, подарки – все это кончилось. Елка будет стоять, как прекрасное напоминание этого вечера». В семье Александра III Рождество Христово было принято праздновать в Гатчинском дворце. Елки стояли в Банкетном зале, Желтой и Малиновой гостиных три дня. Разбирали их дети императора: стоя на стремянках они срезали с них украшения.Великая княгиня Ольга Александровна писала: «Все изящные, похожие на тюльпаны подсвечники и великолепные украшения, многие из них были изготовлены Боленом и Пето, раздавались слугам. До чего же они были счастливы, до чего же были счастливы и мы, доставив им такую радость!»   

С наступлением Рождества завершался пост и начиналось веселое время Святок. Дома было принято гадать, принимать гостей и ряженых. Дети много времени проводили на свежем воздухе – играли в снежки, катались на коньках, строили снежные крепости. Во дворцах устраивались приемы и балы, на площадях – гулянья и увеселения. «На Девичьем поле [в Москве] были балаганы, петрушки, карусели, какой-то цирк, американские горы, катание на санях, на розвальнях и прочие развлечения – красочные и шумные» (Левашова-Стюнкель). О посещении циркового представления и показе домашнего спектакля, который заранее репетировали, упоминает Сергей Толстой в «Очерках былого».

Представленные яркие воспоминания прекрасно иллюстрируют картины Сергея Досекина («Подготовка к Рождеству»), Бориса Кустодиева («Елочный торг»), Генриха Манизера («Елочный торг»), Алексея  Корина («Елка»), Николая Фешина («Елка»), Степана Колесникова («Сочельник»), Зинаиды Серебряковой («Катя в голубом у елки» и «Портрет дочери Таты»). А глядя на большое полотно Станислава Жуковского «Ночь под Рождество» вспоминается строка из рассказа Ивана Шмелева «Рождество в Москве»: «Святочные маски, румяные, пустоглазые, щекастые, подымают в вас радостное детство, пугают рыжими бакенбардами». Но картина Жуковского, написанная в 1918 году, передает тревожное настроение художника – наступали иные времена, когда о праздновании Рождества нельзя было и подумать…

И все же в немногих семьях традиции старой России сохранялись и в советское время. Святослав Рихтер (1915 – 1997) и Нина Дорлиак (1908 – 1998) устраивали у себя музыкальные вечера, маскарады, выставки, непременно отмечали Пасху и Рождество.Музыкант и педагогВера Горностаева описала рождественский Сочельник, на который была приглашена Святославом Теофиловичем: «Я часто вспоминаю одно Рождество в доме Рихтера. Впервые я тогда видела елку, которая так была не похожа на елки моего детства. Слава колдовал «в зале», а мы сидели в маленькой комнатке и ждали. Без пяти двенадцать он нас позвал. Там были канделябры, свечи, которые он зажигал факелом, стояла огромная красавица-елка в потолок, на ней не было игрушек, а только горели восковые свечки и сверху спускались серебряные нити. И она мерцала. А под елкой играла музыкальная шкатулка… […] И еще под елкой лежали подарки для всех». В тот вечер Рихтер играл фрагменты из «Пестрых листков» Шумана. «Все это было в тишине, удивительной, благоговейной, как будто была такая служба религиозная. Это и была служба, только языком искусства…»

Сохранялась Рихтером и добрая традиция посылать открытки с благопожелательными поздравлениями. Виктор Зеленин, друг Святослава Теофиловича и Нины Львовны, вспоминал: «Перед каждым Новым годом [Рихтер] два-три дня писал поздравления и ответы своим корреспондентам – всем без исключения: никакого шаблона, каждому индивидуально. Например, в 1991 году он написал около шестисот писем».

И, конечно, не случайно музыкально-художественный фестиваль в Музее изобразительных искусств на Волхонке, придуманный Святославом Рихтером вместе с Ириной Антоновой, был назван «Декабрьскими вечерами». Создателями подразумевались именно Рождественские вечера – время ожидания, надежд и чудес. Фестиваль в первый раз состоялся в 1981 году. После ухода Святослава Теофиловича из жизни воплощать его замысел продолжала Инна Ефимовна Прусс, и она делала это с любовью и посвящением. Для меня было счастьем помогать ей в подготовке многих «Декабрьских вечеров». Я храню ее коротенькие записки, подаренную ею книгу «Вспоминая Святослава Рихтера» и многочисленные программки концертов. К огромному огорчению, в 2022 году прекрасная традиция музыкальных вечеров на Волхонке впервые была прервана музеем… 

Иллюстрации:

 1. Рождественская композиция с яслями у Храма иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» на Ордынке в Москве. Фотография Константина Маслова. Декабрь 2019.

2. Сергей Досекин. «Подготовка к Рождеству». 1896.

3. Зинаида Серебрякова. «Портрет дочери Таты». 1922. Художественный музей города Днепр. Украина.

4. Рождественская елка. Автор – Валентина Гараева. Фотография Эвы Гараевой. 2016.

5. Елочные игрушки. Автор – Валентина Гараева. Фотография Эвы Гараевой. 2016.

6. Зинаида Серебрякова. «Катя в голубом у елки». 1922. ГМИИ им. А.С. Пушкина.

7. Станислав Жуковский. «Ночь под Рождество». 1918. Национальный художественный музей Республики Беларусь.

8. Рождественское поздравление Святослава Рихтера – Дмитрию Башкирову. Изображение воспроизведено в книге «Вспоминая Святослава Рихтера».

 Библиография:

 Шмелев И.С. Сочинения в двух томах. «Лето Господне». Издательство «Художественная литература». Москва, 1990.

 Шмелев И.С. «Рождество в Москве». Издательство «Русская книга». Москва, 1998.

 Набоков В.В. Собрание сочинений в четырех томах. «Другие берега». Издательство «Правда». Москва, 1990.

 Добужинский М.В. «Воспоминания». Издательство «Наука». Москва, 1987.

 Кшесинская М.Ф. «Воспоминания». Издательство «Арт». Москва, 1992.

 Йен Воррес. «Воспоминания Великой княгини Ольги Александровны». Перевод с англ. В.В. Кузнецова. 1996.

Бахрушин Ю.А. «Воспоминания». Издательство «Художественная литература». Москва, 1994.

Юсупов Ф.Ф. «Воспоминания». Издательство «Захаров». Москва, 2015.

 Толстой С.Л. «Очерки былого». «Приокское книжное издательство». Тула, 1975.

 Цветаева А.И. «Воспоминания». Издательство «Изограф». Москва, 1995.

 Васильев А.А. «Фамильные ценности. Книга обретенных мемуаров». Издательство «АСТ». Москва, 2019.

 Левашова-Стюнкель К.Э. «Воспоминания». «Издательство Ивана Лимбаха». Санкт-Петербург, 2021.

 Пирожкова А.Н. «Я пытаюсь восстановить черты: о Бабеле – и не только о нем. Воспоминания». Издательство «АСТ». Москва, 2014.

 «Вспоминая Святослава Рихтера». Сборник под ред. И.А. Антоновой. ГМИИ им. А.С. Пушкина. Москва, 2000.