Случай в Мукачево

Мне давно хотелось в Закарпатье. И, наконец, повезло. Выезжать нужно было срочно, и по расписанию получалось так, что поезд в Мукачево приезжал в пятницу. А если за один день не удастся выполнить задания? Решили, что возвращаться буду по обстоятельствам: в понедельник или во вторник. Думаю, что все,кому приходилось ездить в командировки, знают, как не хочется задерживаться на выходные в чужом городе, когда не знаешь, чем себя занять. Но если в том месте, куда приехал, есть что посмотреть, то остальное отходит на второй план.

   О поездке во Львов вспомнил, укладываясь спать на нижней полке вагонного купе. Приведя себя в порядок, вышел покурить в тамбур. Поезд двигался медленнее, чем вчера, и тепловоз, казалось, неохотно тащил за собой эти, словно надоевшие ему, зелёные коробки, наполненные пассажирами. В тамбуре был еще один курильщик.

  - В туалете окно еще опущено для проветривания?

  - Да. А что?

  - Советую возвратиться туда и выглянуть через него. Думаю, вам будет интересно.

Так и сделал. Посмотрел в открытое окно, высунул голову наружу и крутил ею, то в одну, то в другую сторону.  Наш вагон был в середине состава, и я видел одновременно и тепловоз, и последний вагон. Состав выгнулся дугой, поднимаясь по склону горы к перевалу. И последний вагон был заметно ниже тепловоза. «Вот и Карпаты», - подумал я.  - Не подскажете, как называется гора, на которую поднимается поезд? – спросил я у проводника, заглянув в его купе.

  - Про гору не знаю, а перевал называется Верецкий.

 В Мукачево поезд прибыл в удобное для меня время, как раз так, чтобы устроиться, принять душ, перекусить и успеть на предприятие – цель моей командировки. Город небольшой.  Первый же встреченный горожанин показал, как пройти к гостинице, и я пошел пешком. В городе буйствовали осенние краски. Листья на деревьях, которых было так много, что за ними скрывались даже трёх - четырёхэтажные здания, окрашены были самыми невообразимыми оттенками желтого, оранжевого и багряно-красного. Хорошо, что взял в поездку фотоаппарат, заряженный цветной плёнкой. Могут получиться отличные слайды. Решил, что задержусь в командировке до понедельника.

   В субботу с утра гулял с фотоаппаратом по улицам. Вокруг было так красиво, что всё хотелось запечатлеть на плёнке. Проголодавшись, зашел в местную столовую – «едальню». Выбрал тушеное мясо в горшочке, запечатанном пампушкой, которое оказалось необычайно вкусным, и решил, что только в ней и буду обедать. После обеда направился в южную часть города, где увидел на высокой горе сооружение явно крепостного типа. На дороге, поднимающейся к вершине, я присоединился к небольшой, человек десять, экскурсии. Экскурсантами были школьники старшеклассники, члены исторического кружка. Экскурсовод говорил по-украински, но я понял, что мы поднимаемся на Замковую гору к средневековому замку  Паланок. Я двигался вместе с экскурсией, не всегда понимая, о чем идёт речь. Когда я  отстал от них, засмотревшись через крепостную амбразуру на открывающийся вид с речкой внизу, , кто-то положил руку мне на плечо.

  - Вы не местный?

  - Из Ленинграда. Приехал в командировку, да задержался на выходные.

  -  Очень люблю ваш город. Знаете, а вы и не догоняйте свою группу. Я вам расскажу об этом замке подробнее, чем экскурсовод. Мы, группа реставраторов, как раз занимаемся восстановлением интерьеров этого замка. Видите, далеко внизу река? Она называется Латорица. На том берегу реки – женский православный монастырь, который до 1949 года был мужским униатским. Горы окружают Мукачево с трёх сторон. В древности город находился на пересечении торговых путей с запада, севера и востока на юг, и эти дороги назывались «Славянский путь». Свое название город получил от слова «мука» - на реке Латорице стояла огромная по тем временам мельница. Замок начали строить в XI веке и перестраивали и достраивали еще лет триста. Он выдержал множество осад. Турки не могли овладеть им целых семь месяцев.

 И добровольный экскурсовод, назвавшийся Остапом, обошел со мной все уголки и помещения замка, и так интересно обо всём рассказывал, что уходить не хотелось. Он показал и колодец, такой глубокий, что дно его было ниже подножия горы. Стал рассказывать о том, что из колодца, у самого дна, когда-то начинался подземный ход, который под дном реки выводил в монастырь. Но ход давно был засыпан или взорван немцами, боявшимися партизан. Остап не успел договорить, - к нему подошли два его товарища и напомнили, что пора идти домой – рабочий день закончился. Мы познакомились. Одного звали Иштван, другого Карел.  Я хотел проститься с реставраторами, но они предложили прогуляться с ними вместе.

 По серпантину горной дороги мы спустились вниз и оказались возле деревянного, оформленного  «под старину» пивного ларька. Столами служили высокие дубовые бочки. Пока мы с Остапом продолжали разговор, два его друга принесли четыре больших кружки местного пива. Моя попытка заплатить за себя оказалась неудачной. Остап опять перешел к рассказу о прошлом Мукачево, а Иштван и Карел, немного отодвинувшись, разговаривали о чем-то своем на незнакомом мне языке.

  - Остап, почему они говорят на другом языке?  Чтобы мы не поняли, о чем идёт речь?

  - Нет, что ты, наоборот, чтобы нам не мешать.

  - А на каком языке?

  - Я не прислушивался. Может быть, на венгерском, а может, чешском или немецком. Мы знаем по нескольку языков с детства. Наш район граничит сразу с несколькими государствами, и в одном дворе могут играть и общаться дети разных народов. Так вот и становимся полиглотами.

Выпив пиво, мы пошли всей компанией в город, и новые друзья проводили меня почти до гостиницы.

 На следующий день решил прогуляться по окрестностям города. По шоссе спустился к реке, перешел мост  и направился в сторону монастыря, огороженного высоким каменным забором, за которым была видна только верхнююяя часть купола монастырского собора с православным крестом. Мне захотелось войти и осмотреть монастырь, как когда-то Псковско-Печерскую лавру, но огромные деревянные ворота и калитка были закрыты. Нажал на кнопку звонка рядом с калиткой. Вышла очень пожилая монашенка и объяснила, что мужчинам вход в монастырь запрещён.

 За монастырём простирался огромный, пока еще зелёный луг, плавно поднимавшийся к подножию одной из гор, подковой окружающих город. Настроение было хорошее, я шел и, наверное, сам себе улыбался, когда почувствовал на себе чей-то взгляд. Остановился и увидел пощипывавшую траву корову, косившую на меня настороженным глазом, а потом, чуть выше, - монашенку, сидевшую на раскладном брезентовом стульчике. В руках она держала книжку, похожую на псалтирь и очень внимательно её читала.

Я подошел ближе. Монашенка оказалась совсем молоденькой.  Чёрная косынка, обрамлявшая лицо, только подчёркивала юную красоту.  Меня она словно и не видела. Похоже, я для неё вовсе не существовал. Когда стоять молча стало неудобно, решил заговорить.

  - Здравствуйте.

  - Добри день.

  - Можно задать вам несколько вопросов?

  - Ни, нэ можно.

  - А сфотографировать?

  - Ни, то зовсим нэ можно.

  - Ну, а корову?

  - Корову можно, - ответила монашенка, не поднимая глаз от книги и ни разу не взглянув на меня.

Я отошел в сторону, присел на корточки, сфотографировал корову, потом тайком, чтобы не заметила, несколько раз и монашенку с разных сторон. «Теперь в моей коллекции будет ее фотография», - радостно подумал я и стал по широкой грунтовой дороге подниматься в гору. Оглянулся. Внизу открывался вид на город и монастырь, но тут оказалось, что в моём «Зените» плёнка закончилась.

 Закарпатье, возможно, потому так и называется, что горы здесь как бы и не горы, а скорее высокие лесистые холмы с округлыми издали вершинами. По широкой просеке я поднялся почти до перевала, когда почувствовал необъяснимую эйфорию. Воздух, напоённый лесными ароматами, хотелось резать на куски и есть, а не вдыхать, и он словно опьянял. И я неожиданно для себя запел. Вокруг не было никого, надо мной и впереди - голубое безоблачное и бездонное с лёгкой осенней дымкой небо, по сторонам высокие сосны, а я шел и пел во весь голос. И хотелось идти всё дальше и дальше. Когда остановился,  увидел, что склон горы, уже безлесый, круто поднимается вверх. Мне показалось, что вершина совсем близко. И я решил её штурмовать. Сначала шел, потом карабкался, хватаясь за ветки кустарников, а до верха всё было далеко. Когда добрался, это оказалась вовсе и не вершина, а узкая терраса – площадка с остатками кострища и обгорелым с одного конца стволом дерева рядом с ним. Вершина опять показалась близкой, и стало понятно, что это оптический обман. Я почти упал на обгорелый ствол, стянул с себя рубашку и стал ее отжимать. И тут я увидел тропинку, которая, плавно извиваясь, вела вниз. И я быстро спустился к дороге.

По возвращении из командировки решил сразу же перемотать плёнку, вынуть и отдать в фотоателье на проявку. Начал перемотку, подумал, что всю перемотал, открыл крышку и… последние десять кадров фотоплёнки оказались засвеченными! Самые ценные снимки пропали!  Я был так расстроен, что долго не мог успокоиться. В конце концов, решил, что не стоит фотографировать без разрешения ни монашек, ни других священнослужителей. И больше никогда не фотографировал их.