Проплываем океаны,
Бороздим материки 
    И несём в чужие страны 
Чувство русское тоски. 

                     Александр Вертинский

Его родиной была Украина. В одном из писем, высланном жене из Киева в 1949 году, он писал: «Как бы я хотел жить и умереть здесь. Только здесь! Как жалко, что человек не может выбрать себе угол на земле! Что мне Москва? Я не люблю её. Я всей душой привязан к этим камням, по которым я шагал в юности, стирая подмётки, к этим столетним каштанам, которые стояли тогда и будут стоять после моей смерти, как подсвечники, как паникадила! Вся эта священная земля Родины! Жаль, что я пою по-русски и вообще весь русский! Мне бы надо было быть украинским певцом и петь по-украински! Украина – ридна маты... Иногда мне кажется, что я делаю преступление тем, что пою не для неё и не на её языке!..» («Синяя птица любви»).

А украинским языком он владел прекрасно – свидетельствовала дочь артиста Марианна: «Да, было такое. Отец хорошо знал украинский, обожал его за красоту и мелодичность. Перед концертом, как правило, он распевался, исполняя «Реве та стогне Дніпр широкий...»

В Польше Александр Николаевич прожил с 1923 г. по 1927 г. и посетил эту страну с концертами ещё несколько раз в последующие годы до выезда в США осенью 1934 года. Польский период был наиболее активным в его творческой и концертной деятельности. Ни  в одной из зарубежных стран популярность его песен и романсов не была столь же велика.

После октябрьского переворота первая волна эмиграции выплеснула артиста на чужой турецкий берег. Вертинский бежал от пожара, охватившего родной дом, понимая, что его не удастся погасить. И сменил белый костюм своего сценического героя, трагического Пьеро, на чёрный. В знак траура. Прежде чем попасть в Варшаву, Вертинский прошёл трудный путь скитальца, лишённого Родины. За ним уже «отшумели чужие города» Турции, Бессарабии и Румынии. С греческим фальшивым паспортом на имя Александра Вертидиса, сына грека и украинки, артист пересёк румынско-польскую границу. Слава артиста, одарённого уникальным исполнительским талантом и создавшего запоминающийся образ печального Пьеро, опередила его прибытие в польскую столицу. В Польше его песни и романсы уже знали по публикациям нотных издательств. Были сделаны их первые переводы на польский язык, которые уже звучали на сцене в исполнении польских певцов.

Здесь Александр Вертинский нашёл новую родину. Поляки приняли его, как своего. Я процитирую (в обратном переводе) интересное высказывание о Польше из  автобиографической книги Вертинского «Podróże z piosenką» («25 лет без Родины»): «...К этой стране я всегда чувствовал симпатию. Быть может, потому, что в моих жилах без сомнения течёт капля польской крови. В России я не встретил людей, носящих мою фамилию, зато в Польше я встречал их довольно часто (Вертинский, Верчинский) [Wertyński, Wierciński]... Какой-то мой прадед наверняка был поляком. Мы, русские, вообще любим поляков...» […]

С 1923 года начинаются выступления Вертинского в Варшаве и по всей стране: в Лодзи, Кракове, Познани и Белостоке. Восточный провинциальный Белосток Александр Николаевич особенно любил, куполами православных церквей город напоминал ему русские города. Останавливался Вертинский в лучшей из гостиниц города, отеле «Ritz», находящемся на одной из центральных улиц. В белостоцком театре «Palace» Вертинский выступал два раза, в апреле 1924 и в ноябре 1925 г. Аккомпанировал ему замечательный польский пианист Игнацы Стерлинг (Ignacy Sterling). Как всегда, его выступления имели магическое, почти гипнотическое, воздействие на публику, особенно на её дамскую часть.

В Варшаве Вертинский выступал в театре на улице Каровой (в переводе – «Бубновой»). На его концерты у касс театра с утра выстраивались очереди. В возрождённой стране многочисленные театры-ревю и кабаре вырастали, как грибы после дождя. В Варшаве в начале 20-х годов среди них выделялся театрик «Qui pro Quo», художественным руководителем которого был Фредерик Яроши, обрусевший венгерский еврей. Его в Варшаву из Берлина занесла «Синяя птица», знаменитый эмигрантский театр миниатюр Якова Южного и Виктора Хенкина. Яроши находился в дружеских отношениях с Вертинским ещё в Москве. По инициативе поэта Юлиана Тувима он постарался использовать популярность театральных выступлений своего старого друга. Появились афиши нового ревю: «Театральная сценка: Пьеросандр Перевертинский –  исполняет Ханка Ордонувна».

Тувим для этого спектакля быстро сочинил остроумные пародии на песни Вертинского. На сцене появлялась Ханка Ордонувна в чёрном костюме Пьеро и пела, жеманно заламывая руки, карикатурно подражая стилю Вертинского. Взрывы смеха зрителей следовали один за другим. Вместе с ними смеялся «виновник», сидевший в директорской ложе, Александр Вертинский […]

Вместе с растущей известностью к Вертинскому пришло и материальное благополучие – он живёт в роскошных апартаментах самого дорогого в Варшаве отеля «Bristol», расположенного рядом с президентским дворцом на Краковском Предместье, одевается у лучших портных, вращается в элитарных кругах общества. 

Приглашал его в свою резиденцию в Сулеювке и маршал Юзеф Пилсудский, который очень любил слушать романсы в исполнении артиста. В личной фонотеке маршалa были собраны все изданные в Польше пластинки с песнями Вертинского.

Записываться на пластинки Вертинский начал в зените своей славы. В 1931–32 годах в немецких фирмах «Parlophon» и «Odeon» было записано 48 песен, а в английской фирме «Columbia» – 22 песни. В декабре 1932 года польская фирма «Syrena Electro» выпустила на музыкальный рынок 15 пластинок с записями лучших песен и романсов артиста. Во время записи в студии ему аккомпанировал пианист-виртуоз, известный композитор Eжи Петербурский (Jerzy Petersburski). Шесть песен были записаны под аккомпанемент оркестра «Syrena Rekord». В каталожном издании фирмы появилась следующая информация: «Русская песня и музыка всегда находили в Польше массу публики, ценящей этот вид искусства. Но до нынешнего времени мы не имели случая представить на наших пластинках столь исключительного артиста, каким, без сомнения, является господин Александр Вертинский. Он оказал честь нашей студии своим посещением и записал почти весь свой песенный репертуар, что является необычайным событием. Слава господина Вертинского, простирающаяся от Москвы до Парижа, проникла также в Варшаву, благодаря чему мы смогли выпустить упомянутые пластинки. Художественный класс и личность исполнителя нашли в них полное отражение. Мы уверены, что пластинки этого певца являются гвоздём текущего сезона». 

Стоит отметить, что все польские пластинки Вертинского в фирме «Syrena Electro» были выпущены с этикетками уникального бордового цвета, для других пластинок этот цвет никогда не применялся. Фирма старалась этим подчеркнуть исключительность его пластинок. Благодаря этим пластинкам популярность Вертинского распространилась по всей стране, почти в каждой доме, где был патефон, звучал голос любимого певца.

На фешенебельном курорте в Сопоте Вертинский знакомится с очаровательной и интеллигентной девушкой из богатой еврейской семьи по имени Рахиль Яковлевна Потоцкая. Об избраннице артиста сохранилось очень мало сведений. В 1924 году в Берлине состоялось бракосочетание молодой пары. […] В  свидетельстве о браке и паспорте его жена получила новое имя: Ирена Владимировна Вертидис. Однако совместная жизнь с Рали, как он ласково называл свою жену, не сложилась… Они промучились то разлучаясь, то сходясь вместе, шесть лет, Официальный развод был оформлен уже в Шанхае незадолго до второго брака Александра Николаевича. Жена не умела безропотно переносить многочисленных очередных «дежурных влюблённостей» своего мужа, и в этом была единственная причина семейных недоразумений. Прекрасная Рахиль осталась в нашей памяти благодаря посвящённой ей «Песенке о моей жене», которую Вертинский сочинил в 1930 году. Помните? 

Ты не плачь, не плачь, моя красавица, 
Ты не плачь, женулечка-жена! 
Наша жизнь уж больше не поправится, 
Но зато ведь в ней была весна!..»

[…] В Польше Александр Вертинский создал ряд известных песен, например «Мадам, уже падают листья», «В синем и далёком океане», «Злые духи»,  и знаменитую неувядающую песню «Пани Ирена», ставшую «визитной карточкой» Вертинского:

https://www.shanson.org/articles/vertinsky

Я безумно боюсь золотистого плена 
Ваших медно-змеиных волос, 
Я влюблен в Ваше тонкое имя «Ирена» 
И в следы Ваших слез.

Я влюблен в Ваши гордые польские руки, 
В эту кровь голубых королей, 
В эту бледность лица, до восторга, до муки 
Обожженного песней моей.

Разве можно забыть эти детские плечи, 
Этот горький, заплаканный рот, 
И акцент Вашей польской изысканной речи, 
И ресниц утомленных полет?

А крылатые брови? А лоб Беатриче?
А весна в повороте лица?..
О, как трудно любить в этом мире приличий,
О, как больно любить без конца!

И бледнеть, и терпеть, и не сметь увлекаться, 
И, зажав свое сердце в руке, 
Осторожно уйти, навсегда отказаться 
И еще улыбаться в тоске.

Не могу, не хочу, наконец, не желаю! 
И, приветствуя радостный плен, 
Я со сцены Вам сердце, как мячик, бросаю. 
Ну, ловите, принцесса Ирен!

Гнетущая тоска по Родине не давала Вертинскому покоя. В посольстве СССР он зондирует возможность возвращения. Знакомится с полпредом СССР Петром Войковым. Это был высокий, довольно неприятный тип с постоянно мутными от пьянства глазами. […] Не знал Вертинский и того, что Войков являлся главным организатором и одним из исполнителей зверского убийства всех членов императорской семьи Романовых.

Войков был циничен: «Почему, собственно, Вы не возвращаетесь на родину? Мы постараемся Вам помочь в этом!..». Но он даже не намеревался помогать. А 7 июня 1927 года на вокзале «Warszawa Główna» его застрелил русский эмигрант Коверда. 

Вертинский написал заявление с просьбой о возвращении,  заполнил соответствующие документы. Получил отказ: «Родина простит вам, но это надо заслужить». В переводе с языка дипломатии это означало, что всесильная власть, узурпировавшая право выступать от имени страны, могла сделать с Вертинским всё, что угодно: либо позволить вернуться домой, чтобы использовать его талант на службе идеологии, либо навсегда лишить возможности увидеть «российскую горькую землю», оставшуюся «на том берегу».

Нам теперь трудно понять, почему дух бродяжничества принудил артиста расстаться с гостеприимной Польшей, чтобы вновь и вновь «проплывать океаны, бороздить материки». В 1927 году Александр Вертинский перебрался во Францию, которая на несколько лет стала, по его словам, «второй матерью». Впереди, на других материках, ждали его Америка и Китай. С Польшей пришлось расстаться навсегда…

 Источник: https://www.shanson.org/articles/vertinsky

 Статья публикуется с сокращениями.