В моей коллекции хранится издание «Stara Warszawa» («Старая Варшава»), вышедшее в свет в Польше в 1955 году. Это папка с чудесными иллюстрациями, созданными Антонием Унеховским по заказу издательства «Sztuka» («Искусство»). На двенадцати листах художник изобразил повседневные сценки из жизни Варшавы 1870 – 1900 годов, эпохи романов Болеслава Пруса. Альбом пользовался огромной популярностью и не раз переиздавался.

Меня всегда восхищало виртуозное мастерство Унеховского. Интерес к его творчеству и желание познакомиться с другими работами художника привели меня в РГБ, где в разных фондах хранятся книги с его иллюстрациями. В 2019 году в варшавской Галерее графики и плаката мне удалось посмотреть подборку его рисунков.

 Антоний Унеховский родился в Вильне 23 февраля 1903 года в семье коллекционера Януша Радогост-Унеховского, герба Остоя, и Зофьи Унеховской, урожденной Ельской. Его детство прошло в поместье Русиновичи, недалеко от Минска. У Антония было две младших сестры – Кароль и Зофья.

Януш Унеховский был известным знатоком и собирателем произведений искусства. Его огромная коллекция состояла из живописи, оружия, стекла, мебели XVI – XVIII веков, ценных книг в позолоченных кожаных переплетах. Антоний вспоминал: «Отец мой был замечательным человеком и очень красивым мужчиной. Поглощенный страстью коллекционирования, он много времени проводил дома, занимаясь чисткой и реставрацией старого оружия, составившего великолепную коллекцию» (здесь и далее перевод Э. Гараевой). Доставшуюся от тестя, известного скрипача и композитора Михала Ельского, скрипку Страдивари он поменял на доспехи эпохи короля Сигизмунда Старого и впоследствии передал их в варшавский Музей польской армии. Картины и произведения декоративно-прикладного искусства XIX века не представляли для Унеховского-старшего ценности. Он интересовался археологией и сам производил раскопки в окрестностях Русиновичей. Найденные в скифской могиле в Керчи золотые меч и маску он передал в Эрмитаж. В свой антикварный кабинет Януш Унеховский впускал лишь немногих избранных. Антоний был в нем всего несколько раз, что произвело на него неизгладимое впечатление. Недалеко от Русиновичей находилось родовое имение матери Дудзице, а чуть дальше – поместье Замость, принадлежавшее дяде Александру Ельскому, исследователю и увлеченному коллекционеру.

Будущий художник, всеми любимый и оберегаемый, рос и формировался в удивительной обстановке старинных предметов быта и произведений искусства. Мальчик был слабым и болезненным. Большую часть времени он проводил в кровати. «Лежа в постели, я много читал и, прежде всего,  рисовал – это было мое любимое занятие. Развлечением его нельзя было назвать, это была мания. Я рисовал в альбомах целые истории, сочинял из картинок повести – исторические и фантастические. Прочитанные книги подсказывали мне идеи». В поместье было много альбомов с репродукциями картин, которые мальчик любил рассматривать. Систематическое образование Антоний получал сначала дома, а в 1916 году поступил во второй класс гимназии в Минске.

В 1918 году Унеховские потеряли свои владения. Самые ценные произведения из своей коллекции Януш Унеховский успел отправить в польские музеи. Семья была вынуждена покинуть поместье Русиновичи, всегда содержавшееся в образцовом порядке, и переехала в Варшаву. Небольшая часть ценных произведений была перевезена в Вильну.  Поместье впоследствии было разграблено и разрушено.

В Варшаве отец семейства снял квартиру на Маршалковской. В 1919 году в возрасте тридцати семи лет умерла его жена Зофья Унеховская – дети остались без матери. Антония определили в гимназию Св. Станислава Костки на улице Краковское предместье. Преподаватель Чеплиньский, заметив пристрастие своего ученика к рисованию и интерес к искусству, рассказывал ему о новых направлениях в живописи – кубизме, дадаизме, футуризме. Юноша ходил на эскизы в художественный клуб, собиравшийся в гостинице «Полония», и на вечерние занятия в рисовальную школу Герсона. Он любил бывать в частном музее Густава Бисье и в книжном магазине Якуба Мортковича.

Окончив пять классов гимназии, Антоний был принят вольнослушателем в Школу изящных искусств, где преподавали Тадеуш Прушковский, Милош Котарбинский, Кароль Тихы, Юзеф Чайковский, Владислав Скочилас, Тадеуш Бреер, Кароль Стрыеньский.

В 1924 году умер Януш Унеховский, оставив двоих несовершеннолетних дочерей без средств к существованию. Девочек  стала опекать тетушка. На втором курсе Антоний в гостях у дяди познакомился с Марией Ассунтой де Лигуори – дочерью неаполитанского князя Фердинанда Альфонса де Лигуори ди Пресиче и Ядвиги из рода Хлудзинских – и влюбился в нее. Родовитая итальянская семья выступила против брака Марии с молодым небогатым художником. Хотя девушку, родившуюся в Венеции, выросшую в Неаполе и получившую образование в Англии, не радовала перспектива остаться в Варшаве, она проявила характер и приняла предложение руки и сердца, поставив жениху одно условие – найти отдельную квартиру, что в те времена было немыслимой роскошью.

В мае 1926 года молодожены поселились в прекрасной квартире в трехсотлетнем доме на улице Краковское предместье. Семейное гнездышко обставили предметами мебели из числа спасенных фамильных ценностей – по воспоминаниям дочери художника, это было сказочное место. С работой было сложно. Антоний рисовал тогда миниатюры темперой. Подрабатывал, оформляя витрины магазинов, кофеен, гостиниц, сделал проект витража для часовни трансатлантического лайнера, давал частные уроки рисования. Мария учила детей богатых родителей английскому языку. В 1929 году у супругов родилась дочь Кристина, но их брак не был счастливым. Причиной конфликтов стала разница темпераментов и различный взгляд на жизнь. Непрактичность и неспособность мужа обеспечить семью раздражали Марию. Жизненные и бытовые проблемы – а было их немало – Антония не волновали. Целыми днями он просиживал в кофейнях и рисовал.

В 1941 году, во время немецкой оккупации Варшавы, Мария умерла. Унеховский вместе с дочерью оставался в столице до кульминации Варшавского восстания. Занавесив окна, он рисовал при свете карбидной лампы. «Работа – рисование – была для отца смыслом, целью, побегом и развлечением», – писала дочь художника. В военное время он расписывал печные кафели, абажуры, настенные панно. По заказу директора кондитерской фабрики «Wedel» Чарльза Уайтхеда создал каминный экран, изобразив на нем около шестисот персонажей в декорациях Лазенковского парка времен короля Станислава Августа.

Дом на Краковском предместье дважды пострадал во время войны. Кристина Унеховская вспоминала: «В сентябре 1939 артиллерийский снаряд повредил фасадную стену. По счастливому стечению обстоятельств в тот момент в комнате никого из нас не было. […] Во второй раз наша квартира была повреждена во время советско-германской войны. Какой-то заблудившийся советский самолет сбросил на Варшаву несколько бомб. В тот день одна из них попала в трамвай в районе Прага, а вторая угодила в наш балкон. Срезав его, она взорвалась и разнесла все в квартире. Через две недели моя мать умерла».

Антоний считал, что нельзя поддаваться обстоятельствам, и все, что было возможно, отремонтировал и привел в порядок. «Кругом было страшно, а в квартире прекрасно». Но трагический финал приближался. 5 августа 1944 года дом сгорел во время бомбардировки Варшавы.

Унеховский был убежден, что умирать нужно с достоинством. Кристина вспоминала, что в самый разгар восстания, когда еще были слышны выстрелы и никто не решался выйти из убежища, отец вывел ее из подвала, поднялся в квартиру сестры Зофьи на четвертый этаж, побрился, надел чистую белую рубашку, повязал галстук, сел на стул в прихожей напротив дочери и в таком элегантном виде стал ждать конца. «Начался налет. Дрожали оконные стекла, дрожал дом. Мы сидели молча. Как будто ничего не произошло. Это были странные мгновенья. Постепенно я начинала понимать отца: он ожидал, что вот-вот придут немцы и не хотел, чтобы нас застрелили в обезумевшей толпе, среди развалин и обломков. Он хотел умереть достойно».

Они не погибли. Через несколько недель их отправили в пересылочный лагерь в Прушкове, откуда им, благодаря помощи варшавских знакомых, удалось выбраться. В Подкове Лещной, где отец с дочерью некоторое время скрывались, случилось еще одно чудо – они познакомились с человеком, который, имея на руках невостребованные пропуски, вывез их в Краков. Передохнув, они отправились к родственникам. В их гостеприимном поместье Жендовицы под Кельцами, где нашли приют десятки человек, они провели четыре счастливых и беспечных месяца.

Война продолжалась. После прихода советских солдат, поместье  пришлось покинуть всем – хозяевам и гостям. Унеховские добрались до Кракова, началась бесприютная жизнь. Не было ни денег, ни скарба, ни своего угла, но в столовую для нищих и бездомных на Малом Рынке художник всегда приходил в чистых, начищенных до блеска старых ботинках. Идти было некуда. Чтобы скоротать время, он водил Кристину по Старувке, рассказывал ей об истории города, особенностях архитектурных стилей – ренессансе, барокко, сецессии, – о краковских традициях, сформировавшихся при Франце-Иосифе и совершенно не похожих на варшавские. «Он всегда умел быть «над ситуацией», благодаря фантазии, жажде знаний, восхищению искусством, интересу к людям, истории и обычаям».

Первые послевоенные годы были трудными и неустроенными, но Унеховский постепенно обзавелся новыми знакомствами, возобновил старые, нашел жилье и, сидя часами в кафе, увлеченно рисовал тушью на бумаге «бристоль». «Вопреки трудностям. Это была его концепция выживания, опробованная еще во время оккупации. Он рисовал для себя и муз…» Иногда появлялись заказы – оформление витрин магазинов, первая журнальная иллюстрация.

А потом возникло предложение поработать для нового журнала «Przekrój» («Пшекруй»). Сотрудничество продолжалось более десяти лет. Мариан Эйле, главный редактор издания, ставшего популярным среди творческой интеллигенции, оставил о художнике  воспоминания: «Каким мне запомнился Тони? Высокий, худой, изрядно полысевший и в своем роде весьма элегантный. Феноменальный знаток эпох, костюмов, мебели, светильников, посуды, часов – всей материальной культуры. И совершенно ошеломляющая воздушность и поразительная легкость рисования! Все свои рисунки – а в краковский период их было сделано сотни или тысячи – он выполнил в кофейне Новорольского…»

«Рисование было для него чем-то вроде мышления, а допингом – не природа, а воображение», – считала его дочь. Журнальные рисунки были замечены и вскоре в жизни Унеховского наступил новый этап – работа в качестве книжного иллюстратора. В общей сложности он оформил сто восемьдесят изданий, среди них произведения Адама Мицкевича, Игнация Красицкого, Юлиуша Словацкого, Генрика Сенкевича, Болеслава Пруса, Стефана Жеромского, Элизы Ожешко, Юлиана Тувима, труды Вольтера, сочинения аббата Прево, Виктора Гюго, Александра Дюма, Александра Пушкина, Ивана Тургенева, Льва Толстого, Антона Чехова, сказки народов мира. В его иллюстрациях есть все: аутентичное изображение ситуаций, эпохи, стиля; юмор, размышление о существовании и  тайна.

Унеховский не захотел остаться в Кракове. В 1949 году он вернулся в Варшаву, спасаясь от безумной любви к замужней даме, ставшей его  femme fatale и музой. В столице он снова стал завсегдатаем кафе и ресторанов. В 1954 году художник женился на Фелиции Сарне, в 1957 у них родилась дочь Констанция. В небольшой двухуровневой квартире на улице Вонский Дунай, обустроенной в старопольском стиле, наполненной предметами искусства, собирались и допоздна засиживались гости. Антоний, унаследовавший страсть к коллекционированию  от отца и дяди, «создал из двух комнат с кухней дворец».

В пятидесятые годы Унеховский стал сотрудничать с театрами и в качестве сценографа оформил пятнадцать спектаклей. Позднее его приглашали работать в кино и на телевидении   –  в его послужном списке три фильма и пять телепостановок. Художник создавал открытки, календари, киноплакаты, рекламные и театральные постеры, обложки для пластинок и хотя считал эту работу второстепенной, подходил к ней творчески. Выражение «время – деньги» раздражало Унеховского. «Сама мысль, что нечто столь прекрасное, как данное нам жизненное время, можно перевести на язык цифр, вызывала у него панику», – вспоминала Кристина.

Унеховский не выносил разговоров о жизни, но любил беседовать. «Если разговаривали о политике, то о политике Станислава Августа, если об архитектуре, то не о кошмаре муравейников, а о римских акведуках. Если говорили о драмах войны, то об ужасном Кортесе и его палачах. Эти кажущиеся отвлеченными темы перекликались с современностью». Его интересовали тайны вселенной и загадки цивилизации: древние верования, труды мудрецов, закат эпох, манихейство, символика карт Таро. «Он уважал тайну. Он знал, что существование – это тайна. Также как и судьба. Как начало и конец», – пишет Кристина, ставшая биографом отца.

 Одна из главных и любимых его тем – Варшава. Художник прожил в Варшаве пятьдесят лет и считал себя ее хроникером. Ребенком он увидел Варшаву эпохи сецессии с дрожками и конными трамваями. Мальчик был очарован ее красивой архитектурой и необыкновенной атмосферой. После Первой мировой столица обретшей независимость страны предстала иной – появились автомобили, стало беднее, шумнее, грязнее и многолюднее. С варшавских улиц и площадей исчезли фокусники и циркачи, на смену им пришли маленькие разносчики газет. Во времена мэра Стефана Стажиньского (1934 – 1939)  Варшава в прямом и переносном смысле расцвела – повсюду высаживались цветы, благоустраивались улицы. Молодежь развлекалась в дансинг-клубах и кабаре. Город строился и разрастался, богател и хорошел. Это был краткий период счастья и беззаботности, затишье перед страшной бурей. Война стерла с лица земли этот прекрасный город. На рисунках Унеховского нет ужасов войны, послевоенных руин и восстановленного в стиле соцреализм города. Он любил облик старой Варшавы, которую до войны называли Восточным Парижем. «Я сделал карьеру на ностальгии», – говорил он.

 «…Антоний Унеховский был одним из самых выдающихся художников послевоенной Польши. Я могу рассматривать его рисунки бесконечно и всегда что-то в них открываю…» – написал о нем Франтишек Старовейский. В 1974 году в варшавской галерее «Захента» состоялась персональная выставка художника, приуроченная к его семидесятилетию, на которой было показано четыре тысячи рисунков.

Не раз потеряв все, Унеховский оставался жизнелюбом, считал, что безвыходных ситуаций не бывает. Однажды, уже после войны, он пришел в гости к родственницам. Одна из них, стоя на хлипкой стремянке, пыталась покрасить стены в комнате. Тогда он предложил ей продать что-нибудь из семейных ценностей, чтобы нанять маляров. «Что ты, дядя, это же на черный день!» –  возразила Тереза. «А разве твой черный день уже не настал? Посмотри на себя – да ты едва держишься на ногах, бледная, почти зеленая, вся в поту, с ведром краски!»

Он ценил каждый день, всегда помня английское выражение «Today is the first day of the rest of your life»  –  «Сегодня первый день твоей оставшейся жизни».  «В с е г д а  приятно жить», – сказал он  за год до смерти.

Антоний Унеховский не боялся немощи, но боялся невозможности рисовать.  Этого не случилось. Он скончался внезапно 28 мая 1976 года, рассказывая соседу по больничной палате о войнах в Испании в XVIII столетии.

Над гробом художника в Костеле сестер-визиток на Краковском предместье ксендз Ян Твардовский произнес: «Наверняка Антоний Унеховский в этот момент уже сидит на облачке и неутомимо рисует небесных херувимов и прекрасных ангелочков».