Толчком, вдохновившим автора на написание этой книги, стало такое вполне заурядное в чисто житейском, но яркое в плане личном событие, как визит в Краков.

Называть этот город одним из красивейших городов мира значит не блистать оригинальностью. Но когда речь идет о профессиональном историке (к каковым я себя причисляю), легко предсказать пробуждение определённого исследовательского азарта, связанного с желанием ближе ознакомиться с прошлым бывшей польской столицы.

Идеологическая сакральность и наследие столичности, пожалуй, в ещё большей степени, нежели великолепие архитектуры, накладывают на Краков особый отпечаток, сближающий его с родным для меня городом — Санкт-Петербургом. Но есть ли у двух этих городов ещё что-либо общее? Есть ли общее прошлое?..

Краков был столицей Польши во времена Средневековья, но в 1610 г. утратил свой статус. В 1703 г. Петр Великий основал Санкт- Петербург, в 1712 г. перенёс на берега Невы столицу российского государства, а в 1918 г. столица снова вернулась в Москву, никогда не терявшую своего почётного названия «первопрестольная».

Именно как столицы Краков и Санкт-Петербург разошлись во времени на столетие с лишним. Краков был колыбелью польской государственности, хранителем народного духа и национальных ценностей. Санкт-Петербург, напротив, воспринимался в России как форпост западной цивилизации и модернизационная альтернатива унаследованному от Москвы традиционному консервативно-патриархальному укладу.

Даже в плане геополитическом два города почти не пересекались, поскольку Краков оказался вне территорий бывшей Речи Посполитой, вошедших в состав Российской империи.

Но что-то же ещё должно было сближать наши города, особенно учитывая, насколько тесно, начиная с XVI века, пересекались судьбы России и Польши? Этот вопрос не то чтобы мучил, скорее интриговал меня, и я старательно фиксировал встречавшиеся в российских источниках упоминания о Кракове, с тем чтобы выстроить сюжет, который позволил бы на связанном с этим городом локальном материале рассмотреть более глобальные вопросы, касающееся двухсторонних отношений.

Так сложилось, что само сопоставление двух стран — России и Польши — априори несёт на себе налёт некоей конфронтационности. Это объясняется определённой разницей менталитетов, оставшимися от прошлого обидами, разницей политических культур, утратившими актуальность, но засевшими в памяти территориальными спорами. Однако при сопоставлении Санкт-Петербурга и Кракова этот налёт конфронтационности исчезает или может быть заметен лишь очень пристрастному взгляду.

Во всяком случае, долго вынашиваемая и внезапно родившаяся тема оказалась построена не на сопоставлении двух городов, а на противопоставлении города и человека — Кракова и Николая I.

Такой выбор главных персонажей оправдан тем, что города, как и люди, имеют свои биографии, свою «внешность» и в определённой степени свой характер.

Среди городов Польши Краков, даже утратив свой столичный статус, бесспорно, «король» по происхождению, в отличие от Варшавы, которую скорее можно уподобить демократически выбранному «президенту».

Холодный, дисциплинированный, преисполненный сознания собственного долга и красивый, словно античная статуя, Николай I в определённой степени может считаться персонифицированным воплощением Петербурга; неслучайно памятник ему стоит в одном из самых знаковых мест города, отделяясь от Медного всадника, Петра I, «всего лишь» громадой кафедрального Исаакиевского собора.

Впрочем, эти образы и сравнения, теснившиеся в голове автора и являющиеся продуктом размышлений культурологического характера, возможно, и передают внешнюю суть явлений, но вряд ли способны выразить подлинную глубину исторического процесса. Между реальными людьми, событиями и явлениями и их отражением в нашем сознании всегда существует определённый зазор, размер которого не является величиной постоянной и не может быть вычислен по некоей универсальной формуле. Суживать этот зазор, сводить его к минимуму как раз и должны историки, использующие в качестве инструментария своей работы в первую очередь архивные источники.

Будучи профессиональным архивистом и возглавляя на протяжении ряда лет крупнейший исторический архив Российской Федерации, автор всё же привык строить свои исследования, отталкиваясь от документов, написанных то в сухом канцелярском, то, напротив, в темпераментно-полемическом стиле, но, во всяком случае, конкретных по своему содержанию. Так что в написанной мною монографии читатель почти не обнаружит культурологических рассуждений на тему противостояния российского императора и польского города, зато найдет материалы, позволяющие наполнить историю этого противостояния «плотью и кровью».

Фактически же в ней идёт речь не о противостоянии личности и города, а о борьбе двух институтов, представлявших две разные государственные системы, два народа. Ведь Николай I боролся не с Краковом как таковым, а с его статусом «Вольного города», с символом польской государственности и гнездом польских революционеров. Боролся, как и положено бороться монарху против республики. Боролся, чтобы потенциальные противники не обзавелись лишним форпостом вблизи границ Российской империи. В общем, ничего личного, одна геополитика.

Автор не склонен оценивать Николая I как персонаж отрицательный, хотя и рассматривает его в контексте событий, казалось бы, подтверждающих закрепившееся за ним клеймо «жандарма Европы». Вот только источники рисуют отнюдь не «жандарма», а лишь человека, убеждённого в правоте монархической идеи и преисполненного благих побуждений сделать счастливыми не только русских, но и «неблагодарных» поляков; пусть даже против их воли.

В какой-то степени Николай I оказался заложником и жертвой доставшегося ему от предшественников наследства. Да и вообще на новом этапе русско-польского противостояния, начавшемся в 1815 г. и продолжавшемся ровно 100 лет (до оккупации Царства Польского германскими войсками), трудно найти правых и виноватых, поскольку эти события оказались детерминированы тремя разделами Речи Посполитой.

Сложившийся после Венского конгресса геополитический пасьянс оказался таков, что попытки интеграции польских земель в состав Российской империи были столь же трудноисполнимы, как и любые попытки, связанные с предоставлением Польше полной или частичной независимости. И разве не интересно разобраться в причинах этой коллизии, трагически преломившей всю историю взаимоотношений двух народов и отзывающейся вплоть до нашего времени эхом Катыни?

Задача показалась мне тем актуальнее, что список работ по истории Царства Польского вообще достаточно скуден и не отражает всей связанной с данным сюжетом проблематики. За последние 5 лет, по моему мнению, вышли лишь две серьёзные работы — «Польша и Россия в первой трети XIX века» (под редакцией С.М. Фалькович; М., 2010 г.) и «Поляки в Петербурге в первой половине XIX века» (М., 2010 г.), причём вторая из них является не исследованием, а публикацией мемуарных источников, хотя и снабжённых фундаментальными научными комментариями. И в обоих случаях история Краковской республики практически не затрагивалась.

Между тем истории Царства Польского и Краковской республики особенно актуальны как примеры выстраивания определённых интеграционных моделей, попыток наведения «мостов» между двумя народами. Правда, попыток непоследовательных, перечёркиваемых силовыми жестами и перегибами русификации.

Представленная вниманию читателей монография не может закрыть все лакуны по сложным вопросам российско-польских отношений. Однако, избрав сравнительно локальную тему и опираясь практически исключительно на российские источники, автор хотел бы максимально объёмно представить позицию исторического деятеля, несправедливо представляемого последовательным противником всего польского, а также исследовать важный, но полузабытый сюжет из прошлого двух народов. Сюжет, актуальность которого, возможно, и не лежит на поверхности, но вполне может проявиться в проблемах и событиях дня сегодняшнего, в нашей современности, которая может преподносить самые неожиданные сюрпризы.