[…] Теперь, зная исторические события 1825 года, мы можем говорить, что Мицкевич попал на юг в самое пекло событий накануне восстания декабристов. Сюда съехались и представители Северного общества, и члены Южного общества, и поляки из Патриотического союза. Пытались наладить связи, найти точки соприкосновения и взаимодействия. Чувствуя надвигающиеся события, не дремала и охранка. Начальник всех поселённых войск на Юге России генерал-лейтенант И. О. Витт, кстати, личный осведомитель императора, да к тому же попечитель Ришельевского лицея, к которому был прикомандирован Мицкевич, старался «покровительствовать» ссыльному поэту, т.е. держать его под неусыпным контролем.

Однако Мицкевичу всё же удалось съездить в Аккерман, чтобы повидаться с одним из своих друзей (С. Гациским), уездным врачом, направленным туда на работу. Ехал он в обществе другого поляка, местного помещика К. Мархоцкого, в имении которого Любомилы был создан первый сонет, вошедший позже в цикл — «Аккерманские степи», сонет, заканчивавшийся словами:

…Какая тишина! И кажется: родимый
С Литвы услышу зов… — Никто нас не зовёт!

Но позвать поэта некому: друзья разлетелись по свету, — кто в эмиграции, кто в ссылке, кто в тюрьме, — а любимая женщина (Мария Верещака) вышла замуж за другого.

Тогда Мицкевич еще не предполагал, что будет создан целый ряд сонетов. Основная часть цикла была написана позже, после посещения поэтом Крыма. При этом последовательность написания стихотворений и точные сроки их создания до нас не дошли. Вообще в письменных документах и свидетельствах этого времени — большие пробелы. Скорее всего, они связаны с тем, что в этот период (во время восстания декабристов и после него) многие документы были уничтожены из соображений безопасности.

Летом 1825 года Мицкевич дважды побывал в Крыму. Первая поездка была краткой. Вместе со старым знакомым по обществу филоматов Генриком Ржевуским Адам едет в Крым, где встречается с польским помещиком и поэтом Густавом Олизаром, жившим там неподалёку от Аюдага. Густав частенько бывал в Одессе, где и познакомился с Мицкевичем. Позже Мицкевич напишет сонет «Аюдаг», посвящённый Густаву, хотя прямого посвящения в книге и нет. Некоторые исследователи творчества А.М. предполагают, что у Олизара Мицкевич встречался с А. Грибоедовым. Но что на самом деле было, так это знакомство Адама с только что вышедшими произведениями о Крыме: записками А.Грибоедова о поездке по Крыму, «Путешествием по Тавриде в 1820-ом году» И.М.Муравьёва-Апостола (отца декабристов Сергея и Матвея), и трудами Сенковского о Востоке, и «Историей персидской поэтической речи» Гаммера. Он внимательно перечитывал восточные стихи Гёте и поэму Пушкина «Бахчисарайский фонтан». В письме поэта к Лелевелю мы читаем: «Я зарылся в Гаммера», а Юзефу Ковалевскому Адам пишет: «Я забрался в дебри ориентализма, читаю историю восточных литератур и даже перевёл уже шесть строк с персидского, — nota bene! — с оригинала».

Вторая поездка в Крым состоялась по инициативе генерала Витта не без умысла выявить связи Мицкевича в Крыму. Общество, отправившееся в Крым, было специфическим: генерал Витт, его любовница Каролина Собаньская (осведомительница Витта, открыто жившая с ним, хотя она и не была разведена с мужем); ее муж, престарелый граф Собаньский, энтомолог Александр Бошняк (также осведомитель охранки), Генрик Ржевуский (кстати, брат Каролины) и Адам Мицкевич.  Судя по письмам некоторых декабристов, Мицкевич был предупреждён (предположительно Сергеем Волконским) и вёл себя осторожно.

Возможно, именно из этой предосторожности позже, после создания цикла «Крымские сонеты», Мицкевич сделал на нем посвящение: «Товарищам путешествия по Крыму. Автор».

Сонеты писались по-разному. Некоторые были написаны единым духом и сразу — не прибавить, не убавить, другие подвергались многочисленным переделкам и большей правке, чем другие произведения поэта. Об этом мы узнаём из писем Мицкевича. Но какие именно, — там не говорится. 

Впечатления от морской поездки в Крым описаны в трёх сонетах цикла: «Штиль», «Плавание» и «Буря». Сонет «Штиль» заканчивается словами:

В волнах твоих, о море, чудища живут
И тихо спят на дне при ветре и волненье,
Но тянут щупальца, когда утихнет шквал.
В тебе же, мысль, живёт воспоминаний спрут,
Он прячется, пока в душе царит смятенье,
И настигает нас, едва покой настал. 

Именно теперь, после бурных событий в Польше, ареста, тюрьмы, высылки, для Мицкевича наступает относительный покой, и «спрут воспоминаний» настигает поэта: тоска по родине, по несостоявшейся любви, стремление к свободе, готовность к борьбе, несмотря на одиночество среди чуждого поэту мира.

Вспоминая эту поездку, Мицкевич  пишет Лелевелю: «…Я видел Крым! Перенёс изрядную морскую бурю и был одним из немногих здоровых, кто сохранил довольно сил и присутствия духа, чтобы вдоволь наглядеться на это любопытное зрелище».

Крым поразил поэта своими красотами, древними памятниками, восточным колоритом. «Попирал ногами тучи на Чатырдаге (где как будто трапезничали древние). Спал на диванах Гиреев и в лавровой роще играл в шахматы с ключником покойного хана. Видел Восток в миниатюре» — с восторгом пишет поэт в письме.

Почему именно сонеты стал писать Мицкевич? Чем прельстила его давно забытая в польской литературе форма? Польский литературовед и историк граф Тарновский по этому поводу писал: «…для целей Мицкевича сонет давал наиболее подходящую форму. Лирическое и короткое стихотворение позволяло поэту обрисовать самый предмет лишь беглыми чертами, одной линией, только дать почувствовать впечатление, какое она производит…» (А.Погодин, «Адам Мицкевич», М., 1912 г., стр.367).

Итак, не только описание, а впечатление от увиденного, дающее читателю возможность воспринять не просто красоты Крыма, а красоты Крыма глазами поэта, воспринять впечатление, которое Крым произвёл на него. Именно в этом суть особенностей сонетов Мицкевича. Вот почему крымские сонеты так близки ещё не пришедшему в мир символизму. Но мостик от романтизма к символизму уже почти перекинут. Именно в этом суть особенностей сонетов Мицкевича! Здесь, в ссылке, первый и последний раз в своей жизни Адам Мицкевич, волею судьбы не занятый революционной работой, создал шедевры, вошедшие в золотой фонд мировой литературы. Проникнутые восточным духом, необычные по лексике, впитавшие в себя образы восточной литературы, крымские сонеты стали новым словом в европейской литературе.

В сонетах Мицкевич («Пилигрим») ведёт диалог со своим спутником и проводником, татарином Мирзой. Кто же такой Мирза? В «Словаре иностранных слов» слово «мирза» имеет три значения: 1) титул членов царствующего дома и вообще аристократии, ставящийся после имени;
2) указание на образованность, учёность, указывается перед или после имени;
3) секретарь, писец. Так что можно сделать вывод, что не такой уж простой местный житель — этот проводник. Часть сонетов написаны от лица Мирзы, часть — от лица Пилигрима, а некоторые сонеты вообще построены на диалоге. От лица Мирзы написаны три сонета: «Чатырдаг», «Гора Кикинеиз» и «Могилы гарема».

О мачта корабля, зовущегося Крымом!
Вселенной минарет и повелитель гор…

Так обращается Мирза к Чатырдагу — высочайшей из крымских гор. А заканчивается сонет словами:

Поправ стопами мир: людей, их земли, бури, —
Внимаешь ты всегда лишь Богу одному.

С заоблачной высоты смотрят Мирза и Пилигрим на гору Кикинеиз. Она похожа на сказочную птицу восточных мифов. Это Симург упал в море, сражённый Перуном. Под ногами плывут облака, словно белые, снежные острова…

Совсем иной сонет — «Могилы гарема». Горькие чувства обуревают поэта, когда он видит эти забытые могилы с мраморными надгробиями в виде чалмы. Мирза комментирует его появление так: единственный, кто оросил эти надгробия слезой — «певец чужой страны»… 

Своеобразны сонеты, которые включают в себя диалог: «Вид гор из степей Козлова» (нынешней Евпатории), «Дорога над пропастью в Чуфут-Кале». 

В Крыму с его богатствами и красотами поэт тоскует о Родине и близких людях. Этими чувствами проникнуты сонеты «Байдары», «Пилигрим» и «Гробница Потоцкой». История о пленённой польке Марии Потоцкой давно бытовала в Крыму. Одни говорили, что это вовсе и не полька, а грузинка, другие, — что черкешенка. Но поляку Мицкевичу первый вариант был ближе: ему хотелось думать, что родственная душа нашла успокоение в этой гробнице.

Восточная поэзия наложила отпечаток на многие сонеты этого цикла. В них много слов, передающих местный колорит: «намаз» — утренняя молитва, «изан» — вечерняя молитва, «фарис» — всадник, рыцарь (у арабов), «Эвлис» —Люцифер (у магометан), гарем, минарет, мечеть и т.д. Особенно это заметно в таких стихотворениях, как «Алушта днем», «Алушта ночью» и «Бахчисарай ночью».

Многие современники А.Мицкевича не приняли сонеты из-за их лексики, считая это отходом от культурных канонов. Поэт Каэтан Козьмян писал в письме Ф.Моравскому: «Что общего имеют с народной поэзией Чатырдаги и турецкие ренегаты?».

Иначе отнеслись к «Крымским сонетам» критики в России. Славист, историк и литературовед конца ХIХ—начала ХХ века А.Л. Погодин в книге «Адам Мицкевич, его жизнь и творчество», вышедшей в 1912 году, анализируя «Крымские сонеты» отмечает: «…сам поэт чужд Востоку; он только «Странник» (пилигрим), который принёс иные чувства, иные замыслы. Море и горы, воспетые словами восточной поэзии, воспринимаются всё же настроением европейца, и этот дуализм, иногда подчёркнутый диалогом между татарином-проводником… и поэтом-пилигримом, представляет одну из самых ярких сторон сонетов… Он даёт фон, на котором ещё живее отражаются впечатления и мысли западного наблюдателя, каким является в Крыму поэт». (стр.366). И в другом месте: «Природа составляет лишь аккомпанемент для этой сложной музыки сердца».

Особая часть цикла — сонеты, посвящённые историческим памятникам Крыма: «Развалины замка в Балаклаве», «Бахчисарай». В них поэт рассуждает о быстротечности времени и гибели былых цивилизаций.

Завершает цикл сонетов сонет «Аюдаг», о котором уже упоминалось. Он хоть и посвящён Густаву Олизару, но, как подлинное художественное произведение, несёт на себе печать обобщения. Не случайно именно этот сонет завершает весь цикл.

Впервые  «Крымские сонеты» выходят не в Польше, а в Москве, куда опальный польский поэт был переведён из Одессы в конце 1825 года, перед самым восстанием декабристов. «Сонеты» вышли в издании Московского университета год спустя, в конце 1826 г.

В России сонеты Мицкевича переводились многими переводчиками, в том числе и такими знаменитыми, как Иван Козлов, Михаил Лермонтов, Аполлон Майков, Афанасий Фет, Владимир Бенедиктов, Константин Бальмонт, Иван Бунин, Владислав Ходасевич. В советский период лучшими переводчиками сонетов стали считаться Вильгельм Левик и Александр Ревич.

Взявшись за переводы этих сонетов, я руководствовалась отношением к переводам самого Мицкевича, близким и мне самой. В письме к своему другу Яну Чечоту Адам писал: «Ты хотел бы, чтобы переводчик приближался насколько возможно, даже в отдельных выражениях, к оригиналу; сие есть заблуждение. Часто поэтическое выражение подлинника, переведённое дословно, по-польски становится прозаическим или же, исполненное для латинян всей прелести новизны, на польском звучит обыденно. Хорошо говорит Жак Делиль: «Переводчик берёт взаймы красоту; он обязан вернуть её в том же количестве, пусть и совсем в иной монете».

Как у меня получилось, судить Вам, уважаемые читатели.

Источник https://www.proza.ru/2013/01/10/2144

 Рисунок Н.В. Кузьмина