Историков польской и русской литературы уже более полутора столетий занимает тема сложных отношений, связывавших двух великих поэтов-романтиков – Адама Мицкевича и Александра Пушкина. Было в них место для взаимной дружбы, признания, уважения, для литературного сотрудничества (они переводили стихи друг друга), но была также и острая историко-философская полемика, заметная в III части «Дзядов» (особенно в «Отрывке») и в пушкинской поэме «Медный всадник» (1833). На тему дружбы между обоими поэтами существует  уже богатая научная литература и множество статей, написанных по случаю их юбилеев - как в русской, так и польской литературе. Не следует, однако, думать, что о дружбе Пушкина и Мицкевича писали лишь историки литературы, критики и публицисты. Эта тема издавна волновала творческое воображение многих поэтов, в особенности российских. Сегодня говорится даже о взаимных отношениях этих поэтов, как о своеобразном мифе российской культуры. Русские поэты, начиная с 1828 года и до наших дней, посвятили Мицкевичу десятки стихотворений. Ниже будут упомянуты лишь те произведения, в которых авторы ставят рядом Пушкина и Мицкевича, пользуясь при этом созданным некогда Мицкевичем образом «Dwóch młodzieńców pod jednym płaszczem» («Двое юношей под одним плащом»).

Оказывается, что этот мицкевичевский мотив из стихотворения «Памятник Петру Великому» (1832) прочно вошел в российскую поэзию. Стихотворение это начинается следующей сценой перед петербургским памятником царю:

Z wieczora na dżdżu stali dwaj mlodzieńce
Pod jednym płaszczem, wziąwszy się za ręce:
Jeden ów pielgrzym, przybylec z zachodu,
Nieznana carskiej ofiara przemocy;
Drugi był wieszczem ruskiego narodu,
Sławny pies'niami na całej północy.

Znali się z sobą niedługo, lecz wiele -
I od dni kilku już są przyjaciele.

          (A. Mickiewicz, Pomnik Piotra Wielkiego)

Поэтический образ дружбы Пушкина и Мицкевича обогащает также строка «Он между нами жил...» (1834), которой начинается известное пушкинское стихотворение, посвященное польскому поэту. Как известно, это произведение Пушкина стало чем-то вроде канона, определяющего отношение русских к Мицкевичу  вплоть до сегодняшнего дня. В зависимости от политической потребности и идеологической ориентации публицистов, историков, критиков, а также поэтов Мицкевич мог быть представлен – со ссылкой на Пушкина – как тихий, доброжелательный соучастник бесед о будущем братстве народов (в первой части стихотворения) либо как поэт-предатель, дышащий ненавистью к России (после своего отъезда на Запад). Именно так Пушкин представлял Мицкевича в этом стихотворении, где каждое слово, наполненное глубоким содержанием, до сего дня является для многих русских читателей окончательным приговором в суждении об авторе «Дзядов».

Он между нами жил
Средь племени ему чужого; злобы
В душе своей к нам не питал, и мы
Его любили. Мирный, благосклонный,
Он посещал беседы наши. С ним
Делились мы и чистыми мечтами,
И песнями (он вдохновен был свыше
И свысока взирал на жизнь). Нередко
Он говорил о временах грядущих.
Когда народы, распри позабыв,
В великую семью соединятся.
Мы жадно слушали поэта. Он
Ушёл на запад - и благословеньем
его мы провожали. Но теперь
Наш мирный гость нам стал врагом - и ядом
Стихи свои, в угоду черни буйной.
Он напояет. Издали до нас
Доходит голос злобного поэта.
Знакомый голос!... Боже! освяти
В нём сердце правдою твоей и миром
И возврати ему…

(А. Пушкин, «Он между нами жил…»)

Это произведение было, как известно, ответом на стихотворение Мицкевича «Do przyjaciół Moskali» («Московским друзьям», 1832) и одновременно продолжением великого спора с польским поэтом. Мицкевич в этом стихотворении обличал тех россиян, которые продались царю и славили его новый военный триумф – подавление Ноябрьского восстания. Пушкин, также написавший две оды на взятие Варшавы – «Клеветникам России» и «Бородинская годовщина», (1831), почувствовал себя лично задетым обвинениями Мицкевича и написал ответ, исполненный достоинства, стараясь в этом споре занять позицию морального перевеса над своим  антагонистом. В конце этого стихотворения Пушкин представил Мицкевича как неблагодарного врага, который, чтобы понравиться необузданной черни, шлет с Запада слова ненависти недавним русским друзьям. Пушкин не заметил глубины стихотворения Мицкевича и содержащегося в нем различия между «московскими друзьями» (поэт называет имена Рылеева и Бестужева) и теми, кто служил царю оружием и услужливым пером. Об этой поэтической полемике двух великих поэтов за полтора века сказано уже, пожалуй, все возможное, сегодня важно лишь, что современные русские авторы стихов о Мицкевиче почти дословно цитируют пушкинские слова о поэте и его пребывании в России.

Духом дружбы с русскими поэтами и уважением к его таланту было наполнено стихотворение Ивана Киреевского «Mицкевичу» (1828), которое московские друзья подарили поэту, прощаясь с ним перед отъездом из России. Но среди тогдашних московских друзей из круга братьев Киреевских не было Пушкина. Его имя соединит с Мицкевичем только мало известный теперь поэт Леонид Трефолев в стихотворении «В память о Мицкевиче» (1898), написанном  по случаю отмечавшегося в России  100-летнего юбилея нашего поэта. Произведение это было выдержано в духе традиционных в России славянофильских мечтаний о братстве славян и заканчивалось следующей идиллической строфой:

Придёт к нам сказочный царевич,
Любовью всех нас оживит -
И вместе с Пушкиным Мицкевич
С небес славян благославит!

(Л. Трефолев, «В память о Мицкевиче»)

Четверть века спустя Валерий Брюсов, автор нескольких литературоведческих статей о Пушкине (в частности, о его поэме «Медный всадник») написал обширные «Вариации на тему „Медного всадника"» (1923).Внимание Брюсова привлекло  пушкинское видение истории России и его известный историко-философский спор с Мицкевичем. В указанных «Вариациях» Брюсова отчетливо звучит реминисценция образа двух юношей под одним плащом, нарисованного Мицкевичем:

Здесь двое под одним плащом
Стоят, кропимые дождём.
Укрыты сумрачным гранитом,
Спиной к приподнятым копытам.

Как тесно руки двух слиты!
Вольнолюбивые мечты
Спешат признаньями меняться;
Встаёт в грядущем день, когда
Народы мира навсегда
В одну семью соединятся!

(В. Брюсов,  «Вариации на тему „Медного Всадника"»)

Созданные Брюсовым «Вариации» выросли из духа поэзии Пушкина и содержали почти дословное изложение его взглядов, высказанных в стихотворении «Он между нами жил…»

Мицкевичевским мотивом двух поэтов, стоящих под одним плащом, воспользовался также Павел Антолольский в известном стихотворении «Бронзовый поэт» (1939). Обстоятельства возникновения этого стихотворения пробуждают наихудшие ассоциации у польских читателей. Поводом для его написания был вид памятника поэту в каком-то городе, занятом Красной армией после 17 сентября 1939 года (возможно, во Львове). Во второй части этого произведения Антокольский пишет:

...Как под одним плащом два брата,
Два гения, два демократа
Сошлись для вечного возврата
У медной статуи Петра…

(П. Антокольский, «Бронзовый поэт»

В понятии Антокольского Мицкевич, как демократ и певец польского народа, близкий Пушкину, словно брат, должен был служить „классовому” единению польского и российского народов. Мицкевича в такой трактовке он противопоставлял  традициям ясновельможной Польши, к которой в России относились одинаково враждебно как во времена Пушкина, так и в период большевистской власти. Это стихотворение было поэтическим толкованием той интерпретации наследия Мицкевича, которая выработалась в советском литературоведении после 1917 года.

С позиции ясно выраженной идеологии освещались связи между Пушкиным и Мицкевичем и в послевоенной русской поэзии. На первый план выдвигался мотив дружбы поэтов  и их общие мечты o грядущем братстве народов. Эта идея весьма прозрачно выражена в концовке таких стихотворений, как «Две крови» (1956) Эдмунда Йодковского и «Старинный снимок», (1955) Казимира Лисовского (в жилах обоих текла польская кровь). Стихотворение Лисовского заканчивалось следующей строфой:

... Так. должно быть, когда-то,
Мечты поверяя друг дружке.
О грядущей заре
Говорили Мицкевич и Пушкин.

(К. Лисовский, «Старинный снимок»)

Эдмунд Йодковский мечтал в стихотворении «Две крови» о тех временах, когда все народы мира сольются в Великий Океан Человечества, а его патронами будут великие поэты:

И. может быть, пенные кружки
на празднике вечно живых
содвинут Мицкевич и Пушкин -
прапрадеды песен моих.

(Э. Йодковский. «Две крови»)

Стихотворение «Адам Мицкевич» (1968) Бронислава Кежуна было вдохновлено видом на памятник Мицкевичу на краковском Рынке. Польский „король поэтов” навел автора на мысль о «царе» русских поэтов, Пушкине. Цитаты из стихотворения последнего, взятые в кавычки, Кежун разместил в своих строфах о Мицкевиче:

Как в час раздумья, голову склонив.
Он терпеливо ждёт земного братства,
«Когда народы, распри позабыв,
В великую семью соединятся».
Он Пушкину рассказывал про это,
Влюблён в Отчизну - свои родимый дом, -
И, как в России Пушкин - царь поэтов,
Он стал поэтов польских королём.

(Б. Кежун, «Адам Мицкевич»)

Указанный выше мотив двух предвестников свободы,стоящих под одним плащом, нашелся также в стихотворении Всеволода Рождественского «В Вильнюсе», (1970). Вот его заключительный фрагмент:

В тумане невской непогоды
Вновь перед бронзовым Петром
Стоят два первенца свободы,
Одним укрытые плащом.

Мицкевич! Знал ты, что всесильны
Слова о братстве всех племён
И в переулках старой Вильны
Хранил пророческий свой сон.

(В. Рождественский, «В Вильнюсе»)

В 1980 году вышел посвященный Литве цикл стихов Всеволода Азарова «Янтарное солнце». Среди них «Белая лебедь» - стихотворение о Мицкевиче, имя которого все же навеки связано с Литвой. Именно отсюда вывезли его в Петербург, где ему суждено было встретиться с Пушкиным. Об этой встрече «двух гениев» укрытых одним плащом, говорят следующие строфы Азарова:

Отсюда уезжал в другой он город
Где и сейчас на берегах Невы
Свидетелями пылких разговоров
Остались арки, мраморные львы.
Гроза мгновенно освещала лица.
Струилось небо ледяным дождём.

Два гения, два брата, два провидца
Стояли, заслонясь одним плащом!

(В. Азаров, «Белая лебедь)

Уже целое столетие в литературоведении и русской поэзии имя Пушкина прочно связано с именем Мицкевича. Приведенные выше стихи  — и не только они — ясно об этом говорят. Овеянный легендой образ двух великих поэтов, укрытых одним плащом, ведущих разговор о братстве народов в дождливой декорации Петербурга, пожимающих друг другу руки на фоне памятника деспотичному царю, уже так глубоко укоренился в России, что сделался одним из мифов российской культуры. И, вероятно, этот миф еще долго будет рассматриваться как росток идеи польско-российского единства, потребность в котором все более будет ощущаться народами, стремящимися к цивилизационному единству Европы. Имеет значение и тот факт, что этот миф сформировался из элементов, которые можно найти в творчестве обоих величайших славянских поэтов — Мицкевича и Пушкина.