1512

Николай Коперник в одиночестве стоял на берегу речки Лына, на том самом месте, где когда-то, перед отъездом во Фрауенбург, вёл диалог с епископом Лукашом Ваченроде. В воздухе танцевали снежинки. Они осыпали, порошили всё такие же густые, смоляные, но уже тронутые пеплом седины волосы сорокалетнего мужчины, белили воротник и плечи его шубы.  

Астроном был занят нелепой забавой: бросал камешки в реку. К нему подошёл препозит Вармийского капитула. Глядя в спину канонику, церковник мрачно прогудел:

- Ужасное событие. Капитул и вся община скорбит.

Коперник прервал своё занятие и, не оборачиваясь, сказал:

- Мир праху его преосвященства.

- Ваш дядя был значительной фигурой, - препозит старался говорить без пауз. - Перед смертью он объявил свою последнюю волю: каноник Николай Коперник перемещается из Фрауенбурга в Гейльсберг и становится правой рукой нового епископа, который будет избран в течение двух дней.

- Воля покойного священна. Что-нибудь ещё?

Церковник добавил в голосе значительности:

- Смею предупредить, что не в ваших интересах и не в вашей силе уклоняться от исполнений обязанностей каноника. Капитул наслышан о той научной работе, которая занимает пана Коперника. Он может продолжить её здесь, в резиденции. Но это, так сказать, в свободное время. Главное - церковная служба и наместничество. Капитул и его преосвященство после своего избрания укажут ваши обязанности.

Николай через плечо посмотрел на препозита.

- Ad hoc[1], - сказал он сухо. И, глядя церковнику прямо в глаза, смиренно и в то же время двусмысленно добавил. - Правая рука договорится с левой.

Церковник слегка поклонился и, отступая, сообщил:

- Поминальная трапеза пройдёт в рыцарском зале.

Коперник ответил кивком и отвернулся. Оставшись в одиночестве, он вновь швырнул камешек в реку.

Но Лыну ещё ночью сковал первый лед. Поэтому камешек не плюхнулся в воду, а стукнулся о шершавый ледовый настил и поскакал дальше. Пока, наконец, не уткнулся в россыпь камней, заброшенных сюда Николаем прежде.

Солнечный зимний полдень сиял над двором крепости. Свежий снег запеленал площадь, все постройки, крыши и карнизы. Возле низкого кирпичного домика, в каких обычно хозяйствовали небогатые жители Фрауенбурга, щебетала ватага любопытных ребятишек - заглядывали в окошко, толкали друг друга, спорили. У стены на низкой скамеечке, спрятав голову в колени, сидел наспех одетый мужчина, хозяин дома. Он не обращал внимания на ребячью возню. Слух его был прикован к протяжным женским крикам, рвущимся из дома наружу.

Стоны женщины перебил детский, почти что кошачий, ор. Ясно - на свет появился младенец. Распахнулась низкая дверь и на улицу выскочила повитуха в колпаке, длиннополом платье из тёмной холстины и с тазом, полным окровавленной воды. Повитуха широко размахнулась и выплеснула содержимое таза на снег. Темное пятно на снегу зашипело, выпустив облачко пара. Женщина с тазом бросилась обратно в дом и на пороге столкнулась с выходившим оттуда Николаем Коперником. Он вытирал руки полотенцем, висевшем на плече, и щурился от солнца. Было заметно, что доктор доволен только что принятыми родами.

Ребятня у окошка завозилась шумнее. Мужчина вскочил со скамеечки и осторожно подошёл к врачу. Он протягивал руку с монетами, пытаясь заглянуть в лицо Копернику из-за спины:

- Ваше преподобие… Вот то немногое…

Врач обернулся.

- Достаньте рыбьего жира. И пока не поите жену горячим. Загляну завтра.

Мужчина покорно улыбнулся и юркнул в домишко, в котором нарастала суматоха, метались женские возгласы и плаксивый крик младенца. Коперник наклонился, зачерпнул ладонями свежего снега, протёр руки, шею, лицо. Потом пошёл по направлению к своей башне, пристроенной к крепостной стене наподобие полукруглого кирпичного гнезда с острой черепичной крышей, поднимавшегося на несколько метров над фундаментом на высоких стропилах. Четыре стрельчатых окна напоминали бойницы.

В одном из окон Николай увидел мужской силуэт. Незнакомец смотрел вниз, причём лицо его было какой-то странной, прямоугольной формы.  Коперник одёрнул рукава камзола и, отряхивая снег с рук и лица, прибавил шагу. Он оттолкнул монаха, стоявшего у крыльца и открывшего было рот, чтобы предупредить хозяина о визитёре, и взбежал вверх по лестнице.

Мужчина в тёмно-синем мятом камзоле стоял у окна. Как только Коперник зашёл в большую полукруглую комнату, гость тяжело развернулся. Николай побледнел. Лицо незнакомца - от бровей до подбородка - закрывала маска из куска батиста с дырами для глаз, ноздрей и рта. Свалявшиеся волосы топорщились на голове наподобие вытоптанной и опалённой травы. Шею мужчины обматывал несвежий шарф, завязанный плотным узлом, на руках - старые кожаные перчатки.

- Господи Иисусе! - астроном не верил своим глазам. - Анджей! Откуда ты? Что за маскарад?

Анджей молчал и не двигался. Он только пошевелил пальцами, упрятанными в перчаточную кожу, видимо, приветствуя младшего брата. И почти сразу Коперник понял, что с Анджеем стряслась беда. Что не надо кричать, изображая радость от встречи, а лучше дождаться, пока гость заговорит сам. 

Братья рассматривали друг друга. Коперник заметил, что у Анджея дробит правая нога - он еле стоит и вот-вот рухнет на пол. Схватив стул, он подтащил его брату и показал - садись, не мучайся. Тот кивнул, но продолжал стоять. Коперник протянул руку. Но Анджей тут же отвёл свои руки за спину.

- Прости. Я ничего не понимаю, - Николай пытался рассмотреть выражение глаз Анджея, черневших сквозь тряпичную щель.

- Болезнь. Второй месяц. Меня не хотели впускать в город. Но я сказал, что твой брат и приехал лечиться.

- Болезнь?

- Ты знаменитость, - Анджей словно не услышал вопроса. - Красив. Богат. Здоров. А я приполз к тебе. Почти за подаянием.

Николай шагнул к брату и, не давая ему продолжать, крепко обнял. Анджей попытался вывернуться, но он был слаб и ему это не удалось.

-  Не боишься? - плаксиво спросил Анджей.

- Хватит! - Николай сказал это очень нежно, успокаивая брата. - Ты дома. Остальное сейчас не важно.

Старший брат, точно ребёнок, доверчиво обнял Николая за плечи. Он сбивчиво дышал, тряпочка на лице волновалась, кожаные перчатки ощупывали брата.

- Что случилось, Анджей? Как доктор, я должен знать твой диагноз. Говори всё как есть.

Анджей передёрнулся всем телом.

- Проказа. Доктора в Болоньи сказали, что это не типичный случай.

- Ну и хорошо, что не типичный. Возможно, это вообще не проказа. Покажи, не бойся!

Старший брат снял маску. Его лицо было изрыто синевато-жёлтыми оспинами и красноватыми морщинами. Над глазами нависли дряблые кожаные мешки.  Опухшие губы обметали белесые струпья.

- Ничего страшного. Коже требуется наш северный воздух. Ну-ка! - Николай стянул с рук Анджея перчатки. Пальцы и кисти тоже были покрыты струпьями. - Болит?

- Чешется.

- Ничего. Сейчас вскипятим воды и всё промоем, - Николай усадил Анджея на стул и деловито зашагал по комнате. Он доставал из ящиков материю, рвал её на бинты и ловко выкладывал их на столе полосами. -  Сырой ветер и лёгкое обморожение. Надо согреться. И ещё - везение! - на днях мне доставили отличную мазь, коралловая пыль с живой солью. Прямо твой случай. Отдохни немного и пойдём мыться.

Анджей внезапно затрясся и заревел в диком отчаянье. Он махал руками, протягивал их к брату, хотел что-то сказать, но сквозь вой и слёзы не мог протолкнуть ни одного слова. Николай дождался, пока брат преодолеет пик ужасного припадка, и вновь заговорил как ни в чём ни бывало:

- Жить будешь наверху, там тебе устроят комнату. Если это действительно проказа - найдём необходимое лекарство. Если нет - приглашу знакомых докторов, чтобы они подсказали, с чем нам бороться.

Анджей продолжал подвывать и методично раскачиваться на стуле. Николай встал у него за спиной.

- Мне нужно, чтобы ты хотел вылечиться, Анджей. Тогда всё возможно.

Больной притих и вдруг спросил, слизывая с губ слёзы и белые слюни:

- Ты врёшь?

-  Когда я увидел тебя в окне, то понял, что тебе плохо. И сразу вслед за этим - что всё будет хорошо. Оконная рама и ты внутри - как будто здоровый птенец в яйце.

- Болтун. За столько лет не переменился.

- Помнишь, как весело нам было в родном доме? Я просто оберегаю в памяти то хорошее, что спасает. И тебе советую. Побудь птенцом - пусть о малом позаботится большое.

И как когда-то Анджей в шутку, в карете и в краковской корчме,  Николай поводил перед лицом старшего брата рукой.  - Помнишь? А драться будем потом... Ну, подымайся! Пошли!

Коперники вышли из комнаты и стали спускаться по лестнице вниз. Слышны были стук каблуков по деревянным ступеням, затихающий разговор и короткие вспышки смеха.

У Николая Коперника в рабочем овальном кабинете с высокими стрельчатыми окнами, несмотря на поздний зимний вечер, было светло. Горели несколько масляных ламп и свечей, на столе сверкали стеклянные пробирки и ёмкости, лежали пирамидками матерчатые пакетики со смесями лекарственных трав.  Каноник в коричневой сутане, то заглядывая в раскрытые медицинские фолианты, то сверяясь с показаниями весов и мерной ложечки, готовил лекарство для старшего брата.

Наконец, он изучил на просвет большую реторту с зеленоватой жидкостью, тщательно её взболтал, понюхал, поставил на стол и накрыл тёмной тряпицей. Вытерев руки насухо широкой батистовой салфеткой, он откинулся на спинку стула и крикнул в сторону двери:

- Анджей!

Но никто не ответил. Николай встал и шагнул к двери. Вспомнив по пути ещё об одном лекарстве, вернулся к столу, снял с шеи крохотный ключик на цепочке и открыл маленькую дверцу внизу под столешницей. Потом вынул оттуда деревянный ящичек и откинул крышку. Взволнованно перебрал содержимое и не нашёл то, что искал. Осмотрел поверхность стола, вспоминая, куда мог переложить лекарство. И вдруг понял, что оно украдено.

- Анджей… - пробормотал опустошённо.

- Николай?

В дверной проёме стоял старший брат.

- Как дела? - спросил младший.

- Не знаю.

Николай взял лампу и, подойдя к брату, осветил его лицо:

- Опухоли не растут. Кожа как будто бы чище. Мы на верном пути. Я приготовил дополнительный бальзам, на основе мяты, чистотела и серебра. Начнёшь приём с завтрашнего утра.

Анджей кивнул и развернулся, собираясь уйти. Но его становил внезапный вопрос:

- Зачем ты украл мышьяк?

Анджей замер, по-утиному вжал голову в плечи, и, как нашкодивший ребёнок, ничего не ответил. Братья стояли, выжидая. Наконец, Николай мягко протянул руку с раскрытой ладонью в сторону Анджея. Тот, не оборачиваясь, вынул из-за пазухи небольшой стеклянный пузырёк с пробковой крышкой и вернул его брату.

Николай зажал склянку с ядом в руке:

- Может быть, ты чего-нибудь хочешь? Я невнимателен и что-то упускаю?

Больной попросил:

- Убери зеркало из моей комнаты.

- Хорошо. Не беспокойся.

Николай вернулся к своему рабочему месту, затушил лампу, поставил её на стол, рядом приткнул баночку с мышьяком, начал складывать книги, собрал мешочки с лекарствам и убрал их в шкафчик на стене. Переложил грязные пробирки и реторты в небольшой деревянный тазик, чтобы потом их вымыть.

- И ещё, - Анджей продолжал говорить, стоя в дверях спиной к брату. - Таким, как я, нельзя входить в церковь. Пригласи сюда патера. Я хочу помолиться.

- Я проведу тебя в собор и вместе с тобой прочитаю молитвы. Никто об этом не узнает.

Анджей выслушал Николая и вдруг спросил:

- Ты устал от меня?

Коперник-младший двумя руками опёрся о столешницу, опустил голову, ещё раз осмотрел книги и приборы:

- Нет. Просто не всегда хватает времени обо всём позаботиться. Я злюсь на время за то, что оно такое скользкое.

- Я всегда говорил тебе, что ты умнее меня, хотя и младше. А теперь мне вообще кажется, что ты растёшь куда-то вверх, а я сохну, старею и уменьшаюсь на глазах, как гнилушка в лесу. Ты ловишь время, гонишься за ним, а меня пугает, что для меня оно навсегда остановилось.

Николай положил пузырёк с ядом в нижний ящик стола и запер его на ключ:

- Я кладу мышьяк на место. Он нужен для приготовления некоторых полезных снадобий. Не сходи с ума! Завтра попробуем новый бальзам. Постарайся внимательнее следить за собой и за временем.

Он поднял голову и посмотрел в сторону Анджея. Однако брата не увидел. Проём двери был пуст, молчалив и чёрен.

Панораму широкого зала, чьи стены были забраны тёмно-красными гранитными плитами, перекрывали три фигуры в чёрных сутанах - вернее, их спины. Инквизитор и два священника стояли над длинным деревянным столом и смотрели прямо перед собой, в глубину зала. Гудели их голоса, трибунал читал молитву:

- Domine Deus, spero pergratiam tuam remissionem omnium peccatorum, et post hanc vitam aetemam felicitatem me esse consecuturum: quia Тu promisisti, qui es infinite potens, tidelis, benignus, et misericors. In hac spe vivere et mori statuo. Amen.

Как только молитва была окончена, трибунал сел за стол и спины открыли вид на зал. Слева за маленьким чугунным столиком сидел секретарь, а прямо перед трибуналом стоял бледный Николай Коперник: парадно одетый, взволнованный, переводивший взгляд с одного члена трибунала на другого.  Видя, что священники и инквизитор сели, он тоже опустился на неудобный, узенький стульчик с низкой спинкой.

- Пан Коперник!

Каноник поспешил встать. Инквизитор - сухенький старичок с лицом в форме подсохшей сливы, с внушительной тонзурой на голове и в круглых, похожих на глаза змеи, очочках, - миролюбиво сказал:

- Святая Коллегия сочла необходимым пригласить вас для разъяснений. Вы готовы ответить на вопросы?

Коперник кивнул.

- Можете уклониться от ответов. В таком случае Коллегия как представитель Святой Инквизиции оставляет за собой право более пристально рассмотреть ваше дело и запретить вам в ближайшее время покидать город.

- Какое дело, ваше святейшество?

Инквизитор и два священника пошептались. Секретарь держал перо наготове.

- Сядьте, ваше преподобие.

Коперник опять сел на стул. Члены трибунала разложили перед собой несколько стопок желтоватых исписанных листов. 

- В наши руки попала следующая рукопись с любопытным названием: «Малый комментарий о гипотезах, относящихся к небесным движениям», - сказал сидевший справа от инквизитора-старичка толстолицый священник. -  Слышали когда-нибудь о такой рукописи?

Коперник поднял брови, изобразил раздумье и, в конце концов, отрицательно покачал головой:

- Нет.

- Но, возможно, она заинтересует вас как человека, много лет посвятившего астрологическим прогнозам и изучению взаимодействий планет и созвездий?

- Да.

- Вы можете предположить, кто является автором сего комментария?

- Нет.

- Тем не менее, вам хорошо известны наиболее видные фигуры астрологов и математиков, которые могли бы совершить подобную работу?

- Да.

- Вы могли бы догадаться, кто эти люди?

- Нет.

Инквизитор и священники переглянулись. Старичок поправил очки и улыбнулся:

- Почему?

- Сначала мне надо внимательно изучить данные комментарии. Если я смогу понять логику и ход мысли их авторов, тогда появится возможность высказать догадку. Не знаю, сколь достоверна она будет и сможет ли удовлетворить справедливое любопытство Святой Коллегии.

- Допустим, что сможет, - старичок сказал это доверчивым шёпотом. Священники закивали головами.   

- В таком случае, позвольте мне лично ознакомиться с интересующими Коллегию рукописями.

Члены трибунала опять многозначительно переглянулись.

- Не кажется ли вам странным подобное предложение? - спросил инквизитор.

- Нисколько, ваше святейшество.

- Ясно.

Инквизитор неторопливо выбрался из-за стола, подошёл к Николаю Копернику и поверх очков посмотрел ему прямо в глаза.

- Позвольте открыть вам одну тайну, ваше преподобие?

Коперник встал.

- Автор данного комментария - вы, доктор медицины Николай Коперник. Не отпирайтесь. Эту рукопись передал нам верный сын церкви, нашедший её в вашем доме среди прочих ваших работ. В рукописи подвергается сомнению мироустройство и высказывается идея рассматривать Землю не как центр нашего мира, а как второстепенное, обычное природное тело. То есть содержится противоречие Божественному замыслу. Страшная крамола, изобретённая на досуге ловким умом. Для чего?

Коперник расстегнул ворот, словно ему стало душно.

- Вы молчите? - старичок-инквизитор обошёл Коперника и встал у него за спиной.

- Я в растерянности, ваше святейшество! - каноник не то притворялся, не то на самом деле нервничал. - В моём доме никогда не было и не могло быть никаких странных рукописей. Да, я позволяю себе вести астрономические наблюдения и кое-какие расчёты. Но они не противоречат доктринам великого Клавдия Птолемея, воспринятым святой Католической Церковью, и   символу веры святой Католической Церкви. Я с полной ответственностью ношу титул каноника и ни одним противоправством не посмею запятнать избранный мною чистый путь.

Священник, сидевший слева, заговорил неожиданно низким и грозным голосом: 

- Если хотите, Святая Коллегия покажет вам человека, обнаружившего рукопись.

- Боюсь, что Коллегия поставит себя в неловкое положение.

Инквизитор склонил ухо к канонику:

- Боитесь? Почему?

- Потому что такого человека нет. И, значит, всем нам, здесь собравшимся, придётся усомниться в величии Святой Инквизиции. Малый промах повлечёт за собой большую беду.

Инквизитор понимающе вздохнул, вернулся за стол и кивнул священнику, сидевшему справа. Тот постучал ладонью по столу, привлекая внимание допрашиваемого:

- Взгляните-ка на рукопись.

- Только если Святая Коллегия будет на этом настаивать.

- О чем это вы, ваше преподобие?

- Мне не хочется прикасаться к бумаге, пропитанной ересью и безбожием. Я - слабый человек. И ищу защиты у Святой Коллегии.

Инквизитор неожиданно резко выкрикнул:

- Пан Коперник!

- Ваше святейшество? - Николай быстро вскочил и послушно склонил голову.

-  Святая Коллегия не ошибается, даже когда совершает ошибку, -сухенький старичок не отрывал взгляда-очков от каноника. По маленькому лицу в форме подсохшей сливы скользнула нехорошая, кривенькая улыбка. - Но запомните: если ошибётесь вы, Святая Коллегия найдёт способ разочаровать вас в этой ошибке.

Небольшая комнатка в доме Николая Коперника, в которой последнее время обитал его брат Анджей. Сейчас в ней светло и воздушно - белые занавески на окне раздёрнуты, весенний день в самом разгаре. Комнатка пуста. Дверь в комнату была раскрыта и слышался крик младшего Коперника на лестнице:

- Когда он сбежал? Куда?

Ему, запинаясь, отвечал голос прислужника-монаха:

- Он собрался, как только вы отбыли по вызову Коллегии. Почти ничего на взял. Но оставил вам письмо.

В комнату влетел Николай, осмотрелся и, увидев на скомканной постели бумагу, схватил её и перечитал. И вдруг улыбнулся:

- Всего за тысячу дукатов! Не утерпел. Струсил.

Потом он, чуть не сбив стоявшего в проёме двери слугу, выскочил из комнаты и, стуча башмаками, посыпался вниз по лестнице. Монах тревожно прислушался.

В нижней комнате раздался стеклянный грохот, падение мебели, удары кулаком в стены. Ясно, что каноник в сердцах крушил свою небольшую лабораторию.  Глухим фонтаном бурлил внизу его гневный монолог - неразборчивый, но предельно яростный.

Когда всё стихло, монах отклеился от косяка и тоже ушёл вниз.

Почти минуту светлую комнату Анджея пронизывали розовые солнечные лучи и сочная тишина.

Вдруг оконное стекло со страшным звоном лопнуло, точно от напряжения или удара снаружи. Осколки градом посыпались вниз. Створки рамы распахнулись, нижние края белой занавеси волной взмыли к потолку и заплескались в воздухе. Потом упали на подоконник, по-змеиному изогнулись и двумя белыми языками уползли в разбитое окно.

А с улицы летело эхо дневного шума. Кричала ребятня, смеялись женщины, лаяла собака и мужик-работник, откашлявшись, пробовал затянуть песню.