Начну с парафразы замечательного цикла стихов Томаша Ружицкого из книги «Колонии»: когда начинал писать, я еще не знал, что меня будут спрашивать, зачем я это делаю, а я, хоть и занимаюсь этим много лет, по-прежнему не буду знать, что ответить. И, может быть, поэтому я продолжаю писать, ибо существует нечто, заставляющее человека заниматься каким-либо творчеством, или попросту тянуться к нему, и это «нечто» наверняка содержит попытку понять самого себя, узнать некую правду о себе и об окружающем нас мире. Писание стихов, то есть ипользование слов весьма изысканным и специфическим образом, иногда позволяет открыть то, что – по словам Ружевича – заслоняет жизнь. И это - необычайные минуты, стих тогда становится собственным откровением, эпифанией.

Я пишу, принимая во внимание все, что объединяет нас, людей, что нас связывает во время разговора о каких-либо важных для нас делах, если не о самых главных. В детстве я играл на скрипке и воспитывался в атмосфере классической музыки – сохранилась только любовь к музыке, я не сделался профессиональным скрипачом, играю редко, вообще почти не играю, но когда я сейчас гляжу на это, то начинаю понимать, что именно стихи, сначала изучаемые, а потом создаваемые самостоятельно, заменили мне скрипку. Правда, появление литературы не вытеснило музыки, она стала неизбежным и необходимым дополнением.

Я не принадлежу  к числу поэтов, судорожно цепляющихся за действительность, хотя пользуюсь воображением лишь в той степени, в какой оно мне неободимо  и не искажает той картины, которую я как раз наблюдаю и которую хочу запечатлеть. Вои стихи я создаю, опираясь на свой опыт, переживания, воспоминания или на мысль, направленную в будущее.  

«Эллипсис»– такое название носит моя дебютантская книжка, появившаяся в 2010 году после почти десяти лет поисков. Я бы никогда не опубликовал этой скромной книжечки, эсли бы не принявшие ее с энтузиазмом редактора отделов поэзии тех журналов, в которые я посылал свои стихи и которые, к моему изумлению, неоднократно публиковались. Это их мнение, в первую очередь, оказалось решающим в издании этой удивительной книжечки. Петр Шевц в журнале «Новые книги» написал о ней: «Поэт выбирает недоговоренность и знак вопроса в заключении стихотворения, что по-человечески может означать: не знаю, хотел бы знать. Бешчад не  морализирует и не навязывается читателю. Оставляет его (а также и себя) со стихотворением-загадкой, которое надлежит дополнить собственной впечатлительностью, и как бы наполнить красками этот карандашный набросок, позволить ему жить более полной жизнью. Итак, скромность вместе со зрелостью».

На самом деле мой дебютантский томик был  моментом признания в неведении, моментом крушения некоего мировоззрения, опровержения полуправд, за которые я судорожно цеплялся. Одновременно с завершением этой книги в моей жизни закончился  некий дурной период.  Было  потрясающим, что стихи, написанные мной тогда, предсказывади то, что на самом деле неизбежно должно было случиться. «Эллипсис» в конце концов привел меня к опыту веры, в существовании которой я ранее не отдавал себе отчета.

Я также понял тогда, что литература возникает из жизни, однако из такой жизни, которая прожита честно и достойно. Кроме того, она – специфический род беседы. To, какой должна быть эта беседа, прежде всего зависит от ее инициатора, то есть от самого автора. Должен вам признаться, что, по моему скромному мнению, лучшие стихи – это такие, которые попросту в нас остаются, а позднее мы совершенно неожиданно начинаем говорить  голосом прочитанного стихотворения, становимся более аутентичными по отношению к самим себе, более прямолинейными. В этом, между прочим, заключается тайна хорошей литературы – она не только помогает человеку увидеть самого себя, но и позволяет ему приблизиться  к собственной человечности, что уже само по себе является делом исключительным.

Моя вторая книга стихов «Окрестности Геразы» целиком вырастает из библейской традиции. Действительность в «Окрестностях Геразы»  является многоуровневой, но по существу эти уровни связываются общей темой, являющейся главной, а именно: поиск Бога и другого человека.

Можно поэтому выделить в книге действительность городка, расположенного где-то на краю света, обладающего своими сказками и легендами, для которого самым большим несчастьем является пребывание в  некоторой психической скованности, я бы назвал это состояние своеобразной формой угнетения, носящего, возможно, духовный характер.

Другим миром, самостоятельно выступающим в «Окрестностях Геразы», являются события, связные с земной жизнью Иисуса Христа. Из Евангелия от Луки и Марка мы знаем, что у жителей Геразы существовала серьезная проблема. И когда Иисус появился в Геразе, то эта проблема как бы сама искала с Ним конфронтации. Так чсто же это была за проблема? К Иисусу там подбегает человек, спящий в могилах, утративший здоровье от отчаяния, и это его отчаяние обладает такой силой, которую невозможно преодолеть, опутывающей его, а он все время вырывается, и этот бедный человек – можно сказать, воплощение беспомощности, хоть и бунтующей в нем, непокорной – начинает очень интересный диалог с Иисусом, задав ему удивительный вопрос: „Что Тебе до меня, Иисус, Сын Бога Всевышнего?”  Иначе говоря, дает ему понять, что между ними нет ничего общего. Дальнейший ход этой истории хорошо известен. Иисус освобождает человека от овладевшего им Легиона бесов, а жители Геразы,  увидя его сидящим рядом с Иисусом в полном здравии, дивятся этому. И их охатывает страх , и страх парализует их до такой степени, что они просят Иисуса немедленно удалилться. Что, конечно, Иисус и сделал.

В случае моего томика сама Гераза представляется, как место, неблагосклонное к Богу. Это то место, где он явил Себя, и Его действия все видели, и, однако, Он там нежеланный гость. И поскольку Его там не желают видеть, Он решает уйти, передав свою миссию чудесно исцеленному. Именно его Он просит пойти к своим землякам и рассказать им, что его исцеление действительно совершил Бог.

Кроме того, можно понимать Геразу как нечто такое, что мы носим в себе. Нашей персональной Геразой может быть все, что угодно, например, агрессивный характер, жадность, неумение прощать, склонность к поспешным оценкам других, иными словами, все то, что просит Бога удалиться из Геразы.  Более того, пример с бесноватым показывает, что если Бога в Геразе нет, то Его можно найти в ее окрестностях. Отсюда именно такое название книги. Однако самое главное - это встреча с Ним, каждодневный Его поиск. Потому что, как сказано в Евангелии, только в Его присутствии происходит полное разоблачение нашей личности. И что интересно, только Он обладает силой изменить этот недобрый край и прератить в нечто совершенно новое, дать людям такую жизнь, о которой они уже забыли.

Я также убежден, что на литературу возложена особая ответственность за человека. Современный поэт – это очень часто некто совершенно анонимный, сопутствующий людям в их странствованиях по жизни, и в своих стихах он идентифицируется  с ее трудами. А литература должна, напротив, радикально и прямо противиться всему, что человека деградирует, унижает и, в конечном счете, порабощает. Она не выполняет своей роли и по сути становится бесполезной, если занимается только собой и заботится исключительно о своей  собственной форме и  о том, как она выглядит. В томике моих стихов «Арнион» естьмаленькоестихотворение, говорящееолюбвикчеловеку, которое называется «Напрасная любовь». О любви ведь можно красиво говорить, еще красивее писать, но если за этими декларациями не последуют конкретные действия, то это никогда не станет аутентичным, и может становиться предметом шуток и осмеяния, потому что в нынешнем мире высмеиваются действительные ценности, о них не говорят и заменяют их фальшивыми ценностями. Поэтому риск велик. Из-за него  решение пойти путем любви,  высказаться в ее пользу становится сегодня все труднее, и требует от человека немалой отваги. Но это вещи элементарные, с которых должен начинаться каждый день.

Последний томик моих стихов «Похороны воробьев», изданный в 2017 году в Библиотеке Топоса, подтверждает то, о чем я сегодня Вам рассказывал. Воробьи – это маленькие, серые, невзрачные птички. И, казалось бы, сегодня они есть, а завтра никто о них и не вспомнит. Какое кому дело до серого воробышка? Однако две тысячи лет назад на Земле появился Некто, рассказавший нам о еще неведомой нам сознательной любви и внимании, которые не обойдут никого, даже воробьев. Более того,  Ему известно даже количество волос на нашей голове. Он знает все. Речь, конечно, идет об Иисусе и о великом Боге, творце всего живущего, о котором Христос нам не только рассказал, но, прежде всего, показал Его нам. Таким, каков Он на самом деле. Так что эта книга – о внимании, направленном на других. Воробьи, понятное дело, - метафора нашей жизни, которая, так же как и жизнь этих маленьких созданий, кажется нам обыкновенной, серой – несмотря на множество блёсток – и, прежде всего, преходящей, кратковременной. Люди исчезают так же, как и воробьи. Однако Христос сказал, что ничто не пропадает и не исчезает без ведома всемогущего Бога, ни воробьи, ни люди, я бы сказал, тем более - люди. Вследствие этого моя книга – о той действительности, которая маловажна, несущественна и остается в стороне. Достоевский написал когда-то, что здесь, на Земле, все начинается и ничего не заканчивается. Похороны – это вовсе не конец. Жизнь продолжается дальше в иной, невообразимой форме. Возможно, поэтому во многих стихотворениях в этой книге происходит столкновение жизни со смертью, причем в результате этой конфронтации именно жизнь одерживает победу, есмотря на зачастую трагические события. «Похороны воробьев» - это поэтому книга о великом присутствии, великой тайне и великой тишине.

Чеслав Милош в «Свидетельствах поэзии» задавал вопрос о том, возможна ли не-эсхатологическая поэзия. «Это была бы поэзия, проявляющая безразличие к оси «прошлое – будущее»  и к наиважнейшим понятиям, таким, как Спасение и Осуждение, Суд Божий, Царство Божие, цель Истории, то есть ко всему, что связывает время, предназначенное для одной жизни, со временем существования человечества […]. Возможно, унылость поэзии XX века проистекает из  того, что образцы поэзии, родившейся  из «недоразумений, возникающих между поэтом и большой семьей»» противоречит натуре нашей цивилизации, которая была сформирована Библией и поэтому с самом своем стержне являющейся эсхатологической».

Когда я начал писать, то еще не знал,что это занятие в наивысшей степени сформирует мой характер, определит мою личность и сформирует меня как человека. Как поэта и писателя, конечно, тоже, но прежде всего как человека.

Легко можно заметить поэтому, что герой моих стихов – это некто, находящийся в процессе важного разговора. Тот, кто ищет совета там, где, казалось бы, не стоит его искать. Со всей уверенностью он прежде всего становится перед самим собой, прежде всего сам для себя составляет тайну,  и это направляет его на дорожки, ведущие его – хотя это и не всегда бывает так – к самому Создателю. После этой необыкновенной встречи он начинает замечать тех,  которых, как правило, не видишь. Он отказывается от своей исключительности в пользу различий с другим человеком. Учится уважать людей. Становится опять частью гигантской человеческой семьи, от которой отдалился. Соглашается с этим.  Желает быть одним из многих.

 Перевод Анатолия нехая