Гордый Философ

Так вот, в те времена был в Полоцке школяр, у которого среди коллег и знакомых не было иного прозвища, кроме Философа, потому что он более всего вникал в этот предмет. Он не останавливался на авторах, разрешенных в школах, старался разными способами приобрести или прочитать запрещенные и антирелигиозные книжки французских философов. Читал он обычно ночью, когда все спали, а днем ​​и вечерами пересказывал прочитанное своим коллегам и заводил с ними диспуты всегда с большим триумфом. Узнав об этом, профессура и ксендз-префект несколько раз неожиданно приходили к нему в жилище, вразумляли его, забирали книги, у него на глазах бросали их в огонь и ему самому назначали наказание.  Но результатом этого было только то, что он вел себя очень осторожно, надежно прятал запрещенные книги и, прочитав их, никому не пересказывал.

Когда школяр окончил курс наук, он должен был вернуться домой и удивить мир своей образованностью; попрощавшись с наставниками, он с друзьями отправился к Деревянному Дедку и задал ему такой вопрос:

— Угадай, глава мудрого Сократа, много ли я уже прочел философских сочинений?

— Много, много, — ответил Дедок, — и еще больше прочитаешь, но к концу своей жизни будешь самым глупым и умрешь дураком.

Все, кто там находился, засмеялись. Разгневанный школяр плюнул.

— Чушь несет пустая деревянная голова, — сказал он и пошел прочь.

Поселившись в деревне, он не жалел денег на устройство большой библиотеки, скупал философские труды на разных языках без разбору; молодежи, часто собиравшейся у него, чтобы послушать о высоких материях, он рассказывал о чудесах, разъяснял тайны природы, которые сам не понимал, и слыл там ученым человеком, истинным философом.

Он нашел еще себе ассистента, какого-то чужеземца, тоже философа, платил ему и создавал всевозможные удобства. А тот, восхваляя его, называл гением философии и, пользуясь его легковерностью по отношению к неразумной философии, добавлял еще богохульство.

Так проводя жизнь, молодой философ впал в гордыню, считал себя великим, смотрел на всех людей свысока, словно на ползучих муравьев.

В воскресный день, обращаясь к своему товарищу, он изрек с усмешкой:

— Поедем сегодня в костел?

— А что там делать, в костеле, может, тебе нужно с кем-нибудь увидеться?

— Хотел бы увидеть некоторых из своих соседей и пригласить их  к себе.

— Очень хорошо. На это не надо много времени.

Приехали они во время самой мессы, храм был наполнен людьми, Философ выскочил из экипажа, вступил  в костел, и когда встал посреди толпы – чудо неслыханное – кудадевались  его широкие плечи и высокий рост? В одно мгновение ока он стал таким маленьким, словно деревянная детская кукла; рядом стоявшие узнали его и смотрели на это - одни со страхом, другие с усмешкой, и все сторонились его. Он же сам, перепуганный, не помня, что с ним случилось, быстро сбежал из храма Божьего, подбежал к экипажу, где нашел своего товарища, рассказал ему  об этом странном происшествии, тот смеялся по упаду и утверждал, что это произошло из-за того, что нервы расшалились, или от какой-то другой болезни. Однако после этого происшествия Философ во храм вторично не заходил, но домой вернулся взволнованным.

По всему Полоцкому уезду простые люди, рассказывая об этом друг другу, говорили, что, видпать,  Философ тяжко согрешил перед Господом Богом.

Через некоторое время приглашенные соседи собрались у Философа. Среди этих гостей были молодые люди, которым очень понравились размышления хозяина, каждое слово, взятое у авторов, в их понимании было высшей мудростью,  они были поражены глубокими знаниями Философа; о чем бы ни говорил он, мудрые его замечания пленяли всех. И Философ одерживал триумфы потому что мог проникнуть в любую тайну и объяснить ее.

Был погожий день, небо было ясное, все гости вышли в поле погулять,  и с ними хозяин. Воздух был чист, взор простирался далеко на живописные окрестности, по взгорьям паслись многочисленные стада, по спокойному озеру плавали утки и белые гуси, в рощах были слышны крики различных птиц, на лугах и цветущих липах жужжали, снуя туда-сюда, трудолюбивые пчелы; ясный день и красивые пейзажи восторгали всех. Философ размышлял о различных явлениях жизни, наконец, о человеке, о том, что тот - частица самого Бога, что его душа, погруженная в исследования, понимает все чудеса, видит все тайны. Добрые поступки он называл ангелами, а грех – нечистым духом или сатаной.

Когда он так размышлял, во мгновение ока вся голова его спряталась под шляпой, потемнело в глазах,  и внезапно исчезли все образы природы. Тут Философ срывает шляпу, и гости видят перед собой страшное зрелище -  у него не стало головы, только шар, похожий на маковую головку, поднимался на тонкой шее над его широкими плечами.  Задумчиво все стояли, с бледностью на лицах, неожиданное  диво напугало гостей, и они потеряли дар речи.

Прошло некоторое время, молчаниедолго царило  в этом обществе, Философ, крутясь на одном месте, писклявым голосом бормотал бессвязные слова. Вздохи его едва вырывались из груди, а когда он вознес руки к небу, то сразу же все увидели над его плечами обычную человеческую голову.

Гости переглянулись, не понимая, что все  это значит, а его товарищ-ассистент  смеялся до упаду, доказывая, что такое чудо случилось из-за солнечной жары, и посоветовал всем вернуться домой, потому что прогулки  на солнцепеке вредны для здоровья.

Все поверили, что не случилось ничего необычного, и сказали ему, что прилив крови к голове стал причиной таких чудес, а вскоре и забылось все это, и Философ, крепко держась своих взглядов, неизменно триумфовал.

Он не прекращал вранья, распространял его на словах, осмелился даже опубликовать свои мысли, противоречащие религии и здравому рассудку, а старые соседи, которым он это читал, напоминали:

— Оставь свои заблуждения; веруй так, как веровали предки твои, они жили счастливо и спокойно, их простая вера была им наградой. Какая истина выше истины веры? Сам Бог возвестил об этом в Евангелии, и эта мудрость, как небесное солнце, освещает весь мир и говорит о тайнах. А чловеческий разум пусть успокоится, потому что все это за пределом его понимания. Ложные мысли ведут народ к беде, а ложная вера – к преследованиям.

Однако все советы и напоминания были напрасны.

Вечерней порой в сумерках Философ, возвращаясь с одиночной прогулки, как-томиновал холм, где среди берез в тени  стояла старая деревянная каплица, возвышались камни и покосившиеся кресты на могилах; там он увидел нескольких крестьян, которые молились, стоя на коленях,  за души умерших. Философ удивился их простоте. «Бедные люди, — подумал он про себя, — ведь они верят, что обитатели иного мира слышат их или нуждаются в их молитвах».

И только он так подумал, как напала на него какая-то тревога, и когда он поспешил домой, то внезапно увидел, что рядом с ним шел огромный скелет; это его так напугало, что, вернувшись домой, он долгое время был словно одурелый.

Товарищ его напрасно пытался убедить, что и это произошло по какой-то самой обычной причине. Так случалось несколько раз, и когда Философ вечером бывал один, то скелет заходил в его комнату и вставал у стола, Философ тогда пронзительным криком призывал всех домашних к себе. Когда он закрывал глаза, чтобы заснуть,  то ему, казалось, ччто страшный призрак, опираясь на прогнившую руку, висел над его лицом и ужасным взглядом смотрел ему в глаза. Пронзительно крича: "Труп, труп!",  Философ вскакивал с кровати. Часто наблюдая такие сцены, он совершенно изменился, лицо его побледнело, он физически  ослаб, и  в мыслях его постоянно возникало беспокойство - до такой степени, что его ассистент уже не смог терпеть эту перемену в характере, покинул его и подался снова  в какие-то дальние края.

Удивительная перемена произошла с человеком — раньше Философ был силен духом,  не верил ничему, что бы ни исследовал и не постигал, а теперь каждое суеверие бередило ему нервы и доводило до отчаяния.  Когда он слышал среди глуши щебетание удода или заунывные крики совы, то впадал в чувство сильной тревоги, ожидая какого-нибудь несчастья в доме. Завыл пес во дворе —  он бежал проверить, в какую сторону повернута собачья морда, потому что, по его мнению, страшный пожар с той стороны мог уничтожить деревню и спалить лес. Но еще больше раздражались его  слабые нервы, когда он видел, что, скуля, пес не поднимал головы, а как будто бы чуял что-то под землей. Философ тогда приходил в отчаяние, ведь это предвещало кому-то смерть в его доме, и не в силах отделаться от этого страшного предвестия, он тут же приказывал запрягать коней, уезжал в город или куда-нибудь к друзьям или соседям. Со страхом он рассказывал им, что произошло в его доме, а те тщетно пытались убедить его, что это бывает по естественным причинам.

Луна имела странное влияние на Философа. Она нагоняла на него тревогу, и Философ не мог сидеть в той комнате, где луна с неба через окно проливала на стену бледный свой свет.

В летнюю жару он сидел один у окна, глядя в поле; ветер, словно на озере, поднимал  волны на поле почти созревшей ржи. Философ был доволен хорошим урожаем и рассчитывал  на большие доходы от имения в этом году. Внезапно в той же комнате аздался выстрел, словно из пистолета, пошатнул его нервы, а он отпрянул от окна и видит — на стене слмалась рама и переломан пополам портрет деда-покойника. Это происшествие настолько перепугало Философа, что через несколько дней он умер.

Хозяин, обращаясь ко мне, прговорил:

— Помнишь, когда мы ходили в школу, сколько там было молодежи с разными характерами и способностями? Теперь они разбросаны по разным уголкам света. Много, думаю, среди них Люцефуг  и гордых Философов. Было бы горе, если бы такой занял духовную или гражданскую должность.

— Сейчас век железный, — сказал я, — человеку легко становится хуже.

— Поистине век железный, — промолвил Ротмистр, — спокойная и веселая жизнь уже прошла, теперь, кажется, что все друг друга боятся, на собраниях чаще всего слышишь стенания и жалобы. О, как хорошо предсказал это Деревянный Дедок одному из моих коллег, имевшему чрезвычайно оригинальный характер и  переходившему все границы в своей веселости. Тот впадал в такие грезы, что каждая вещь в его мечтаниях представала в образе каких-то дивных великанов, имя его – Северин. Из-за его характера я называл его Мечтателем. Я расскажу вам про чудесную игру его воображения.

Окнчание следует

Перевод Наталии Добровольской.

Источник: 

Barszczewski Jan. Dalsze opowiadanie o drewnianym dziadku i o kobiecie Insekcie. // Rubon. – 1847. – T. VIII. – Str. 131-175. Вторая часть повести «Деревянный Дедок и женщина Инсекта».