В 1963 году моя мать Фаина Исааковна Вермель, имевшая филологическое образование и опыт редакторской работы, подготовила предисловие для рукописного сборника стихов отца, переданного в литературный архив. Вот выдержки из ее предисловия:

«Филипп Матвеевич Вермель родился 2 января 1898 года в Москве. В 1916 году окончил классическую гимназию Флерова и был принят на историко-филологический факультет Московского университета.  В гимназии, где учился Ф.М. Вермель, был литературный кружок под руководством учителя словесности, дававшего полную свободу проявлениям интересов своих воспитанников. Там велись жаркие споры об искусстве. Многие из участников этого кружка впоследствии проявили себя в литературе и искусстве. […]

[Филипп Вермель] знал и читал наизусть много стихов, помнил целыми страницами Пушкина. Особенно любил лирические стихи Тютчева и Фета, восхищался Державиным.

Вскоре, не оторвав корней от символизма и от акмеизма, литературная молодежь потянулась за бунтарями-футуристами.  Большое влияние на молодого поэта в этот период оказывает издатель футуристической литературы и критик Сергей Бобров. Филипп – деятельный его помощник в издательстве «Центрифуга».

В Минске  где [Вермель] прожил около года в доме родителей своей невесты, он овладевает польским языком, читает и переводит стихи Мицкевича, с которым не расстается до конца своей жизни.

После присоединения Белоруссии к России Филипп Матвеевич возвращается в Москву, работает в библиотеке военного учреждения, затем переходит в библиотеку председателя Реввоенсовета, где имеет широкую возможность читать новинки иностранной литературы. Он находится среди культурных и образованных людей примерно своего возраста. […]

В 1923 году выходит книжка стихов Филиппа Матвеевича в издательстве «Дельфин» под названием «Ковш». Позднее в печати появлялись некоторые его переводы из Байрона, Верлена, Мицкевича.

Проработав до 1927 года в библиотеке РВС, Филипп Матвеевич короткий срок пробыл в библиотеке Главконцесскома, куда перешли его бывшие сослуживцы, а затем начинает работать редактором англо-американского сектора в ТАСС, откуда увольняется в начале 1937 года. Он принимает участие в составлении англо-русского словаря, работает по договору с издательством «Academia» над сборником переводов «Лирика Мицкевича», который был сдан в печать, набран, но не выпущен в свет из-за ареста составителя и автора большинства переводов  Вермеля, последовавшего в марте 1938 года.

Перевод «Пана Тадеуша» он не успел закончить. Остались переводы обширных фрагментов первых четырех книг эпопеи Мицкевича.

В своем творчестве зрелого периода Филипп Вермель продолжает традиции русской классической лирики. В его переводах четкость и ясность выражения достигается упорной работой над словом. С непревзойденным искусством применяет паузник для передачи на русский язык звучания силлабического стиха».

[…] В литературном наследии моего отца, по моему убеждению, основное место принадлежит переводам великого польского поэта Адама Мицкевича, их без преувеличения можно назвать делом его жизни. Об оценке переводов отца специалистами можно судить по их выступлениям на совещании в издательстве «Academia». Известный литературовед профессор Г.О. Винокур говорил: «При обсуждении перевода лирики перед нами стоят совершенно иные цели, чем при обсуждении эпических вещей. Особенность переводов Ф. Вермеля та, что когда читаешь их, то можно не заметить, что это переводы. Только хороший знаток заметит, что это перевод».

Поэт и литературовед Ю.Н. Верховский сказал: «Сонеты «Добрый день» и «Гробница Потоцкой» мне кажутся лучшими. Что касается других лирических вещей, то переводы сделаны прекрасно. Если вы станете сравнивать их с прежними переводами, которых сбралсь много и часть которых принадлежит таким поэтам, как Фет и Майков, то увидите, что переводы Ф.М. Вермеля очень близки к подлиннику».

Украинский поэт М.В. Рыльский в 1960 году в письме-отзыве в Гослитиздат на рукопись переданную в издательство моей матерью писал: «Вермель – это несомненно – любил поэзию Мицкевича, понимал и чувствовал ее. Есть много хорошего: лирические стихотворения, некоторые любовные сонеты («Утро и вечер», «Воспоминание», «Охотник»), сонеты крымские («Буря», «Могилы гарема»), некоторые баллады. Среди последних особенно удачен «Дозор», – а ведь его когда-то перевел Пушкин! Во всяком случае, «Дозор» Вермеля очень близок к балладе Мицкевича по ритму, стилю и характеру. Этот перевод можно назвать превосходным».

* * *

С отцом я навсегда расстался 5 марта 1938 года во время его ареста, когда мне было 15 лет, а ему - 39. Как никто другой из встречавшихся в моей жизни людей, он воспринимал все прекрасное в природе и в жизни. Во время прогулок с ним по аллеям Сокольнического парка, осенью – Останкинского, одетого в «багрец и золото», и во многих местах Подмосковья я видел, как он буквально сливался с природой. Не будучи верующим, отец любовался московскими и подмосковными храмами. Он хорошо играл на рояле, а в детстве и на виолончели  Отца отличала мягкость и деликатность в общении с людьми. Наш сосед по квартире в большом, построенном еще в начале века страховым обществом «Россия» доме на Сретенском бульваре, профессор ботаники Дмитрий Петрович Сырейщиков,  говорил: «Филипп Матвеевич – изящный человек». Он был таким и в семье. Я помню то трогательное внимание, которое отец проявлял и к матери, и ко мне. […]

Отец обладал превосходной памятью и часто читал наизусть стихи русских поэтов и – в подлиннике – Байрона, Верлена, Гейне, Мицкевича. Отец хорошо знал и высоко ценил поэтов древнего мира, особенно Гомера и Вергилия.

К сожалению, значительную часть своего времени отцу приходилось отдавать службе в государственных учреждениях. На его зарплату и жила семья. В течение восьми лет он работал редактором в англо-американском секторе ТАСС, обрабатывал огромный поток информации. Я ни разу не слышал от него осуждения того строя, в условиях которого мы жили. Но такие трагические события, как расстрел поэта Николая Гумилева, острой болью отзывались в его сердце. Я не раз слышал от него фразу, несомненно, относящуюся к действиям власть предержащих:: «Цель не оправдывает средств». 

В последний период работы отца вызывал сотрудник НКВД и предложил быть осведомителем, так как «аппарат ТАСС засорен». Отец категорически отказался, мотивируя тем, что такая роль не соответствует его характеру. […] После втортичного отказа отцу дали понять, что ему, вероятно, придется уехать из Москвы, и была обещана новая встреча «при других обстоятельствах». Отец ответил: «Очень жаль», но своего решения не изменил.

Последнее - трагическое - свидетельство о твердых жизненных принципах своего отца я получил, знакомясь с его следственным делом в Государственном архиве Российской Федерации.

Примечание.  Филипп Матвеевич Вермель в 1938 году был осужден по обвинению в шпионской деятельности, приговорен к высшей мере наказания и 28 мая того же года расстрелян. Захоронен в Бутово. Реабилитирован 1 сентября 1956 года.

Текст с сокращениями публикуется по изданию: «Стихи и переводы Филиппа Вермеля». Издательство «Возвращение», 2000 г.

Из той же книги взята фотография Филиппа Вермеля с женой Фаиной Вермель и сыном Дмитрием (1924 год).

 Предлагаем нашим читателям перевод одного из «Крымских сонетов», выполненный Ф.М. Вермелем.

 ГРОБНИЦА ПОТОЦКОЙ

В краю весны среди цветений и услад
Увяла рано ты, о роза молодая,
Затем, что мотыльки былого, улетая,
Оставили в тебе воспоминаний яд.

На север, к Польше, – там мирьяды звезд горят, –
Откуда в небесах дорога огневая?
Иль это пламенем негаснущим пылая,
Навеки выжег след твой безутешный взгляд?

О полька! – кончу дни и я в тоске унылой.
Здесь, близ тебя, мой прах пусть дружба погребет.
Из Польши путники ль сберутся над могилой,

Родимой речи звук мой сон на миг прервет.
А если вдохновит певца твой образ милый,
Он, видя близкий холм, и обо мне споет.

Материал подготовлен Эвой Гараевой