Цивилизационный раздел Европы

В новой европейской истории происходит постоянный процесс освобождения человеческих масс от рабства в сторону существующей в настоящее время конституционно гарантированной свободы в рамках либеральной концепции развития общества. Этот процесс освобождения был связан с общим цивилизационным прогрессом, определявшимся динамикой изменений, происходящих в политической, хозяйственной, общественной, а также религиозной жизни.

Не анализируя причин этого факта, скажем только, что в Европе в XV и XVI веках возникла явная линия вдоль Эльбы, разграничивающая области цивилизационных изменений. К западу от Эльбы феодальная система преобразовывается из барщинной в оброчную, признается значение капитала, сосредоточенного в городах, которым управляет новый, динамично развивающийся мещанский общественный слой. Возникают торговые компании. Голландские зерновые компании XV века устраивают свой центр вблизи устья Вислы в Гданьске для скупки польского зерна.

К востоку от Эльбы находятся Пруссия и I Речь Посполитая, наиболее крупное и  самое сильное государство в Центрально-Восточной Европе, переживавшая в XVI веке свой «Золотой век».  Одновременно с прекращением династии Ягеллонов она на практике превратилась в федерацию магнатских доминионов, объединенных неэффективной системой демократического представительства, опирающейся на шляхетское сословие.

Растущая потребность в польском зерне на Западе создавала для магнатов и шляхты прекрасные условия обогащения за счет продажи зерна голландским компаниям (позднее ганзейским), обосновавшимся в Гданьске. Рост богатства крупных землевладельцев, продающих зерно, стал причиной того, что в XVI веке в Польше чрезвычайно обостряется крепостничество, которое на практике в отношениях «помещик-крестьянин» принимает формы, мало чем отличающиеся от рабства. На основе почти узаконенного рабства польских крестьян утверждается фольварочно-барщинная система I Речи Посполитой, а шляхетский двор становится рассадником «польскости».

В конце XVI в. это различие привело к ситуации, когда политические, хозяйственные и  общественные отношения к западу и востоку от Эльбы стали развиваться по-разному. Это существовавшее в течение веков различие определит и современную цивилизационную разницу между Западом  и Центрально-Восточной Европой. В немалой степени эта разница будет обусловлена «польским первородным грехом».

«Польский первородный грех», который для 90% общества I Речи Посполитой создал условия существования, граничащие с унижением, на целые века затормозил формирование современного польского народа, потому что народ – это единое целое. Он создал олигархическую систему магнатства и шляхты, приведшую к деградации государственности Речи Посполитой Обоих Народов.

Пруссия, лежащая между Эльбой и Польшей, образцы своего общественного и хозяйственного устройства почерпнула на Западе. И оказалось так, что  разница в развитии Пруссии и Речи Посполитой, существовавшая в течение почти 200 лет, позволила  Пруссии стать успешным инициатором ликвидации государственности своего восточного соседа.

Идея «польскости» после разделов страны

В XIX веке травма, нанесенная Польше утратой государственности, становится еще более сильной. В магнатских кругах развивается идеология о захватнической политике соседних государств, одновременно делающая невозможным для общественного сознания распознание внутренних причин, приведших к потере независимости. Тем самым «первородный грех», бывший одной из фундаментальных причин упадка Речи Посполитой, оказался эффективно замазанным на целые века.

Развиваемая сарматская идеология совместно с польским романтизмом представляет всю трагедию разделов как несправедливость, сотворенную государствами-захватчиками, замыслившими уничтожить польский народ, то есть шляхту, что было правдой. Эта идейная мысль была направлена главным образом против России, - того государства, которое забрало себе Пограничье.

В Пограничье, бывшем областью польской колонизации и развития идеи шляхетского сарматизма, создавалось представление о культурном и цивилизационном превосходстве поляков над этническим большинством, порабощенным фольварочно-барщинной системой, в которую вписался «польский первородный грех».  При этом создавался тлеющий источник будущих национальных конфликтов.  Жесточайшим образом это отразилось в событиях на Волыни в 1943 и 1944 гг.

Сарматизм пропагандировал такой образ жизни «кресовой» шляхты: хозяйственная независимость фольварка, автономия сельской жизни, отрыв от городской цивилизации, привязанность к земле и культуре земледелия, свойскость, неприязнь ко всему чужому, иностранному. Сарматизм создал культуру самовлюбленности.

Апофеоз сарматизма еще более усиливал чувство обиды, нанесенной захватчиками, главным образом Россией. Это позволило создать миф, сохранившийся до наших дней, о некоем утраченном мистическом  месте, аркадии польскости. Этот миф позволил успешно, вплоть до сегодняшнего дня, маскировать «польский первородный грех» и сохранять в общественном сознании непреодолимую обиду, вызванную российской несправедливостью.  Такое состояние и сегодня расцветает русофобией в польской восточной политике.

«Польская психология» – замазывание вины и миф страдальчества

«Польский первородный грех»  утвердил в польском крестьянине чувство постоянной обиды и недоверия, формируя в нем агрессивность, отсутствие уважения к установленным правилам и принципам коллективной жизни, воспитал в нем почти звериную силу, позволяющую ему поддерживать свое биологическое существование. Это состояние особенно остро проявилось w Галицийском восстании в 1846 году.

Сила биологического существования польского крестьянина была главным фактором  сохранения польскости после восстановления независимости в 1918 году. В то время территория Польши была заселена крестьянскими жителями, говорившими по-польски, привычными к труду и напряжению сил. но в то же время со слабым ощущением принадлежности к своему народу.

Зато помещичий слой передавал польскость и  формировал польский образ мышления. В нем образовалась «польская психология», старающаяся замазать те внутренние процессы,  которые в прошлом привели к поражению в споре за влияние с соседними государствами.  Это замазывание коснулось также и «польского первородного греха». Только в наше время пробивается понятие «порабощения польского крестьянина», которое Даниэль Бовуа в своей книге «Украинский треугольник» воспроизводит, опираясь  на документы и оставшиеся свидетельства об отношениях «двора» с селом.

Это замазывание и сокрытие истины с помощью  «польской психологии» свидетельствует о незрелости в формировании политических и общественных процессов теми слоями, которые присвоили себе «польскость». Дальнейшим последствием «польской психологии» стала самовлюбленность, принятие позы жертвы и возвышенного страдания. Создалась также культура, обращенная в прошлое. Это отражено в литературе в парафразе: «Поляк носит свои сокровища за спиной в рюкзаке, стоит ему их достать, и он устремится в будущее».

Современное формирование народа

Когда после 1918 года происходит изменение общественной структуры и проклевывается новое национальное ядро, «польская психология» распространяет свое ощущение обиды, причиненной захватчиками, и свое возвышенное страдание на весь просыпающийся народ, понемногу включая в него также и крестьянство. И в этом возвышении «польский первородный грех» оказывается утопленным. Он не присутствует в критических размышлениях об истории формирующегося народа.

При слабо развитой городской культуре, которую в Польше в значительной степени создавала еврейская общественность, формирующееся ядро народа, опирающееся главным образом на сельское население, приобретает единственный образец национальных ценностей. Это образец, вырастающий из шляхетской традиции, передаваемой через помещичий двор. Именно он во II Речи Посполитой утверждается в роли национального самосознания, определяющего «польскость».

Несмотря на общественные различия в процессе формировании народа, всем захотелось  найти свое место в этом потоке «польскости». В процессе ее формирования очень важную родь сыграла литература Генрика Сенкевича.

Освобождающиеся польские крестьянские массы не были в состоянии создать собственной ментальной культуры в противоположность помещичьей. Культурным образцом для них сделался образец «пана», который на протяжении веков в условиях барщинного существования занимал воображение крестьянина и был для него несбыточной мечтой.

Во II Речи Посполитой крестьянская общественность, вписывавшаяся в народ, создает свое самосознание «крестьянского пана». Это самосознание нацелено не на культурное или умственное развитие, а на получение материальных благ, которые позволили бы крестьянину возвыситься в том окружении, в котором он живет.

Стоит отметить, что в тех местах, где произошло Галицийское восстание 1846 года, зародилось польское крестьянское  политическое движение «Пяст» во главе с Винценты Витосом. Это крестьянское движение в определении своего политического значения и в поисках самосознания могло бы обратиться к несправедливостям, вытекающим из «польского первородного греха». Это нанесло бы серьезный ущерб помещичьему национальному самосознанию.

Маргинализация  политического крестьянского движения пришедшим к власти режимом санации, заключение Витоса в тюрьму в Бресте и возбуждение против него политического процесса позволили в очередной раз скрыть «польский первородный грех» в период, когда проходил процесс формирования современного польского народа.

«Польский первородный грех», превративший польского крестьянина в невольника, сформировал в нем такие защитные черты, как недоверие, ощущение несправедливости, вызывающее ненависть, агрессию, ощущение временности происходящего, которое нужно было только пережить. Все эти черты не могли не отразиться в самосознании «крестьянского пана». Его отличает эгоизм и замкнутость, иным оно быть не может.

После 1945 года новое государство, ПНР, постаралось нивелировать следствия этого «греха», чтобы активизировать хозяйственное развитие страны. Аграрная реформа,  всеобщее образование, легко находимая работа, профессиональное и общественное продвижение, расставание с материальным убожеством, массовое перемещение населения из села в город, создали новую общественность горожан с сельскими корнями, потянувшую за собой самосознание «крестьянского пана». У этой общественности не развилась потребность в  обладании современной умственной культурой, вытекающей из ее судьбы, которая могла бы противостоять помещичьей умственной культуре, дополняя существующее самосознание, вытекающее из шляхетских традиций.    

Преобразования общественного строя после 1989 года в общественных ожиданиях должны были начать строительство общества капиталистического благосостояния, в сочетании с политикой общественного равновесия. Стремящееся к модернизации интеллигентское течение, проводившее это преобразование, под влиянием экономических теорий Фридмана поставило своей целью хозяйственное развитие при одновременном пренебрежении судьбой «работяг» и социальной политикой. Верх взяло интеллигентское мышление с ощущением превосходства по отношению к «работягам», которые поверили новым интеллигентским элитам. При этом они забыли о недоверии их предков к давнишним господам их судьбы. Забыли о том, что никогда в польском общественном сознании не был учтен «первородный грех».

Эти «работяги» представляли огромную общественную силу во времена «Солидарности», однако были лишены собственного культурного самосознания, и поэтому поверили обману и оказались легко разбитыми. Их общественный престиж практически исчез, они ведь стремились к достоинству и благосостоянию, а превратились в париев.

Новое общественное устройство

Создаваемое новое корпоративное экономическое устройство после 1989 года - это очередная перестройка общественных отношений в Польше. Корпоративные  люди – это новая специфическая и важная общественная группа. Это наиболее динамичная общественная группа, интеллектуально ориентированная на будущее.

После вступления в Европейский Союз и полной открытости на Запад в польском «корпоративном движении» формируются два течения.  Одно - приходящее с Запада вместе с инвестициями, в основном в экономике и финансах, другое – это развитие польского бизнеса. Эти два течения проникают друг в друга, что является важным и полезным процессом. Будем покорными учениками, это нормально. Так получилось, что в цивилизационном плане нам приходится догонять Запад, и пусть это станет национальным вызовом. Этот вызов требует от нас учения.

За этим всем стоят люди, интеллектуальная культура которых подвергается изменениям  вместе с формированием нового самосознания поляка. Реальным и нормальным является то, что «польский корпоративный люд»  имеет крестьянские корни и  в своей  культуре сохраняет черты «крестьянского пана»  в таких важных областях, как развитие капитала, нового распределения национального достояния после ПНР и появление новых хозяев.

Поэтому объективно нормальным является то, что публичную сферу заполонили отсутствие доверия, ненависть, высокомерие в сочетании с агрессивностью, отсутствием взаимного уважения, с недооценкой значения компромисса, отношения к автократическим действиям как к позитивному методу решения проблем, сиюминутность вместо долговременных стратегий, жизнь сегодняшним днем, бесстрастность и отсутствие стимулов, обращенных в будущее… много всего этого в нашей общественной жизни. И во всем этом, переносимый веками «польский первородный грех» по отношению к польскому крестьянину занимает значительное место. Можно даже сказать, что он является краеугольным камнем всех этих отрицательных черт, передаваемых в будущее.

Сегодня, в 2017 году, снова возникает вопрос: кто ты, польский народ?. Лех Валенса, выступая в Конгрессе США, свое выступление начал словами: «Мы, народ…» Он верил в то, что после 1989 года в Польше возникло новое национальное сообщество.

В прошлом «народом» была ничтожная количественно группа шляхты и магнатов, которая организовывала восстания. Сегодня, возможно, народом является пост-Солидарность и корпоративный люд, которые в своих возвышенных планах не избежали, однако, пауперизации рабочего класса, создавая великое множество отверженных, кого сейчас в своих политических целях использует национально-католическое течение, выросшее из шляхетской традиций. Может быть, оно и есть народ? Так в современных условиях преобразовался «польский первородный грех».  

Так что вера Леха Валенсы пока что не потвердилась, процесс построения современного народа все еще перед нами…

Варшава, январь 2017