Выпуск 34

Книжная лавка

Синдром Петрушки

Дина Рубина

Когда-нибудь напишу эссе о львовских дворниках, об этих ныне вымерших динозаврах,  – хотя они заслуживают не эссе, а целой поэмы, трилогии, эпопеи!

В те годы все «брамы» – то есть ворота в длинную, как бинокль, арку каретного въезда – на центральных улицах Львова бывали непременно заперты. Жильцы и гости давили на кнопочки звонков на панели с номерами квартир и ждали, пока выйдет… дворник, ибо он не только подметал двор, натирал мастикой паркет, надраивал до огневого блеска – чтоб горели на солнце! – медные ручки на дверях, но и исполнял обязанности консьержа.

Обитали они обычно в подвальных квартирках или в бельэтаже, не выше.

Дворника нашего дома звали пан Лущ. Именно он выходил на звонки в квартиры и чинно сообщал: «Никого нема в дому, до зобачення», или «Прошэ бардзо», – что означало: хозяева о госте предупреждены, и его там ждут. У него и записки оставляли определенного сердечного свойства – «до востребования», и сейчас я думаю, что пан Лущ мог сколотить неплохой капиталец, прислуживая  на побегушках вездесущей богине тайной любви: пожилой амур с редкими желтыми зубами и щучьим прикусом ощеренного рта.

Главным украшением его «кавалерки» –  маленькой комнаты с туалетом (ванной не было), куда я однажды заглянул без спросу, – была великолепно исполненная довоенная реклама польских презервативов, на мой нынешний взгляд, гениально простая: один только фирменный знак «Ultra Gum», с надписью под ним: «Prędzej ci serce pęknie!»  – «Скорее сердце у тебя лопнет!»

Всегда предупредительно вежливый со взрослыми (еще бы: возвращаясь домой поздним  вечером, жильцы – так было принято – совали монетку-другую поднятому с постели дворнику), он остервенело гонял нас, детей. И его можно понять: мы ежедневно донимали его одной и той же мерзкой выходкой: звонили сразу в несколько квартир и убегали, чтобы спрятаться за углом дома.

Пан Лущ выскакивал, дико ругаясь по-польски, потрясая кулаками, обещая невинным прохожим страшные муки… чтобы уже через минуту, после очередного ликующего аккорда по пяти кнопкам, непременно выбежать вновь, как китайский болванчик. Так могло продолжаться бесконечно долго, особенно на каникулах: мы проверяли пана Луща на прочность. А он (вышколенная косточка!) все продолжал выбегать на звонки, и вовсе не потому, что хотел нас поймать, а потому, что боялся пропустить посетителя или жильца – то есть не выполнить, не дай боже, свой долг.

Правда, на какой-нибудь сотый издевательский залп звонков он мог выбежать с мокрой тряпкой и, размахивая ею, как раненый в бою знаменосец, с вытаращенными глазами орать: «Psiakrew! Kurwa! Szlag bycię trafił! Żebykrewciezalała[1]

образовали треугольник, внутри которого, в свою очередь, поместился треугольник домов, а уж внутри этого треугольника жил двор, разноуровневый и многокастовый.

Наш двор, мощеный мелкой плиткой, по периметру был обсажен итальянскими тополями. Каждый год их стригли, придавая форму, и тогда вся улица терпко и волнующе пахла срезанными тополиными ветвями.

Во дворе и груша росла, добрая старая груша, плодоносящая раз в два года. И когда созревали плоды лимонно-золотистого цвета, живущий в бельэтаже известный писатель Станислав Кобрыньский снимал урожай и разносил его по квартирам. (Странно, что я никогда не пытался прочитать ничего из написанного Кобрыньским – нелюбопытная юность? А между тем этот пан был весьма забавен; бабуся уверяла, что он сорочки меняет пять раз на дню, а в опере садится на те места, что с краю: боится рокового падения люстры.)

Опять-таки странно, что никто из других жильцов на грушу не посягал. Например, ее ветви поднимались к самым окнам нашей кухни, и вдоКжайный год можно было распахнуть окно и сорвать плод. Однако никому не приходило это в голову. Все ждали, когда пан Станислав чинно поделит урожай. Между прочим, когда старый писатель умер, дерево, как в хорошей притче, перестало плодоносить.

Подвал и чердак нашего дома – два континента противоположных миров – заслуживаиоют отдельного упоминания. В подвале держали овощи на зиму и хранили старый хлам, а вот чердак – тот был светлым, чистым, хорошо проветривался; в иных домах жильцы разводили там голубей… У нас соседи вывешивали белье на просушку; чистые, крахмальные, подсиненные простыни парусами каравелл перегораживали чердак в ширину, и это был еще один волнующий – морской в центре Львова – запах моего детства. Очередность стирки соблюдалась строго, у каждого по чердаку были протянуты свои веревки – у пани Стефы, у Гали, у Берты Ефимовны, у незабвенной бабуси…

– У меня сегодня большая стирка, – озабоченно говорила одна.

– А у меня – не так чтобы очень…

 Парадная нашего дома… Пол ее был выложен отлично сохранившейся мелкой плиткой с густым ковровым узором: синие лилии сплетались по кремовому полю. Знаменитая фабрика Левинского: керамическая плитка, печные изразцы… Зайдите и сейчас в какую-нибудь браму в центре старого Львова и посмотрите под ноги: эта плитка не-сно-си-мая! – если, конечно, железным ломом ее не сокрушить.

Винтом взлетала вверх широченная лестница – чугунные кружевные перила с деревянными поручнями, отполированными сотнями рук; ковров уже нет, но еще сохранились между ступенями бронзовые ушки для ковровых штанг. В детстве наш подъезд напоминал мне протестантский храм, разве что без алтаря, зато с высокими – сквозь все этажи дома – окнами, но не с прозрачным, а желтоватым звездчатым стеклом, отчего по всем пролетам разливался неяркий, но благостный теплый свет.

Дважды в год – на Пасху и на 11 ноября – пан Лущ натирал мастикой дубовый паркет, а перила лестницы покрывал олифой. С тех пор, стоит мне войти в магазин красок и лаков – где бы это ни было, – я втягиваю носом воздух, чтобы приманить воспоминания о запахе парадной нашего дома.

 Публикуется по изданию 2015 года, выпущенному издательством "Э"



[1] Сукин сып! Выблядок! Чтоб тебя разразило! Чтобы тебя кровь залила! (польск.)

Синдром Петрушки

Предлагаем вниманию читателей «Дома славянского» фрагмент романа Дины Рубиной «Синдром Петрушки», изданного в 2010 году. Этот роман известной и любимой многими писательницы – заключительная часть трилогии, в которую вошли «Почерк Леонардо» и «Белая голубка Кордовы».




Выпуск 34

Книжная лавка

  • Германия, Россия и польский вопрос
  • Небесный ключ
  • Анна Герман. Сто воспоминаний о великой певице
  • Лебединая песня Ксении Старосельской
  • Корабль - это она
  • В доме неволи (рецензия)
  • "Время секонд хэнда". Новая книга Светланы Алексиевич
  • Памятники и мемориальные таблицы поляков в СПб
  • Анджей Дыбчак. Гугара
  • Книга воспоминаний о Анне Герман издана в Польше
  • Книга об истории Римско-католического костела в России
  • Новая книга об Ахматовой
  • Солнце республики. Римская цивилизация в поэзии Херберта
  • Повесть о московском мученичестве
  • Цветочки Иоанна Павла II
  • Земля, украденная у Бога
  • Новая книга об Иоанне Павле II
  • Новая книга о Шимборской
  • Роман "Переплетения"
  • "Не по канону"
  • Франтишка. Повесть о поэзии для молодежи
  • Лето в Михалувке и Вильгельмувке
  • Пан Тадеуш для детей
  • «Наброски пером» Франция, 1941-1945
  • Польская книга на петербургском Книжном салоне 2022
  • "Шуга. Пейзаж после империи" - новая книга о России
  • Книги на XXXV Международной выставке-ярмарке в Москве-
  • Синдром Петрушки
  • Книжная выставка NON FICTION №24 в Москве
  • Беседы с памятью
  • Мечислав Вайнберг- композитор трех миров
  • Книжные новинки на выставке Non/fictioN Весна
  • "Раскопки"
  • Новая книга о Лермонтове
  • "Бесконечно малая"
  • Книжные новинки на ярмарке NON/FICTION No 25
  • «Я пришла домой…»
  • Мое советское детство
  • Новинки на книжной ярмарке «NON/FICTION Весна» (2024)
  • Свидетельства Даниила Туленкова
  • Россия – наша любовь
  • "Стихотворения" Эмилии Дикинсон