Без дуновения дышало единое

   Иосиф Бродский в своем стихотворении «Бабочка» в поэтической форме высказывает, на мой взгляд, очень близкое к буддизму положение о том, что человек не является центром Вселенной:

                                           …Такая красота,
                                          и срок столь краткий
                                          соединясь, догадкой
                                          кривят уста:
                                          не высказать ясней
                                          что в самом деле
                                          мир создан был без цели,
                                          а если с ней,
                                          то цель – не мы…

   Известно, что буддизм, как и многие восточные религии, основной своей идеей считает единство мироздания, единство космоса и человека. Понятие о Боге не существует.

   Несколько слов о гносеологических предпосылках возникновения идеи Бога. Буддизм утверждает, что истиной для каждого человека является его личный опыт. Здесь уместно вспомнить об астрологии, конкретизирующей то самое вышеназванное единство на примере взаимоотношения ближайших наших космических соседей – Солнца и Луны – и человека.

   Мой опыт «проверки» гороскопических предсказаний говорит о том, что все во вселенной взаимосвязано и мы, люди, и все остальное, представляют единый цельный монолит. Человек в момент своего рождения как бы получает от природы компакт – диск, в котором записана вся его жизнь. И здесь полная аналогия CD. Некоторые диски совместимы между собой, некоторые – нет. В некоторых дисках записано очень много, в некоторых – мало. И ничего в этом изменить нельзя. (Продолжая сравнение человека с компьютером, нужно отметить, что создается впечатление об отсутствии у большинства людей жесткого диска – или полной его блокировке. Объем же оперативной памяти настолько ничтожен, что его едва хватает для информации 2-х – 3-х дней жизни данного человека).       Все говорит о том, что природа на многие «CD – человеки» ставит запрет на адекватное восприятие действительности. Результатом чего является активная мифотворческая деятельность человека – объяснение для себя того, что по вышеназванным «техническим причинам» понять или воспринять невозможно. Возникают идеи о Боге.  В этой связи любопытен спектр отношения людей к конечному продукту мифотворчества – от веры во что-то до утверждения чего-то.

   Тертуллиан в начале I тысячелетия заявил – «Верую, ибо абсурдно!», т.е. верить можно во все, что угодно. Уже в XX-м веке Гёдель своей теоремой о неполноте пошёл дальше Тертуллиана, распространив идею абсурдности и на точное знание. Гёдель доказал свойство любой системы аксиом: «Если можно доказать утверждение А, то можно доказать и утверждение не - А». Другими словами - можно утверждать и доказывать все, что угодно.

    Буддизм сдержанно относится к христианской мифологии. Д.Т.Судзуки в книге «Основные принципы буддизма махаяны» пишет: «Буддизм не признает бытия Существа, которое держится в стороне от своих «творений», и которое вмешивается подчас в человеческие дела, когда это угодно его капризной воле. Представление о подобном высшем Существе только отталкивает буддистов. Они не могут считать истиной миф о том, что некое существо, подобное им самим, создало мир из ничего и населило его парой живых существ; что, из-за совершенного ими прегрешения – прегрешения, кстати, можно было бы избежать, если бы захотел Создатель, - они были осуждены им на вечные муки; что со временем Творец, чувствуя жалость к проклятым, либо же ощущая некие угрызения совести за свой поспешный гнев, отправил своего возлюбленного Сына на землю с целью избавить людей от всеобщего страдания, и т.д. и т.п. Если буддизм называют атеизмом из-за того, что он отказывается принимать миф за реальность, то его последователи не стали бы возражать против такого наименования».

   Хотелось бы еще отметить, что культ человека (обожествление «царя природы»), много веков процветающий на Западе, имеет заметные предпосылки стать причиной полного уничтожения жизни на Земле в будущем. (Как не вспомнить в связи с этим гениальное изречение Паскаля: «Благими намерениями устлана дорога в ад»). Эта идея не нова – достаточно вспомнить Макса Борна, который писал: «Теперь мне представляется, что попытка природы создать на этой земле мыслящее животное вполне может кончиться ничем. Доводом в пользу такого заключения служит не только большая и все возрастающая вероятность развязывания ядерной войны с уничтожением всей жизни на земле. Если даже такую катастрофу удастся предотвратить, ничего, кроме темного будущего, не ждет человечество. Другого будущего я увидеть не смог. Из-за своего развитого мозга человек убежден в собственном превосходстве над другими животными; и все же можно сомневаться, счастливее ли он со всем своим самосознанием, чем бессловесное животное». Если бы Макс Борн дожил до глобального потепления, он увидел бы, что у человечества стало больше вариантов самоуничтожения, даже если ядерной войны и не случится.

   Буддизм считает, что все, с чем мы сталкиваемся – есть временные «ковры», сплетенные из «нитей» - элементов, которые, предположительно, единственно, что реально существует. Отсюда буддисты полагают существование в данный момент любого предмета, сущности – иллюзорным, т.е. «ковром», который вскоре распадется на составляющие его «нити» с тем, чтобы из этих «нитей» природа сплела новый «ковер». Вопрос о наличии каких-то вечных - «бессмертных» - атрибутов «ковра», которые остаются существовать после его распада, в христианстве и буддизме решается по-разному. В христианстве эта атрибутика перемещается со смертью человека в «виртуальные» ад или рай, в буддизме же, подчас предполагающим существование «переселения душ» (сансара), можно выйти из круга перевоплощений, что достигается «хорошим поведением».

    Эти мировоззренческие различия культур Запада и Востока, которые я кратко перечислил, – являются основными причинами отличия восточного искусства от западного.

    Например: если взять западно-европейский пейзаж, то он в картине выполняет функцию если не декорации, созданной для игры в ней «венца природы» - человека, то – среды (величественной, изящной, романтической и т.д.) существования той же «вершины творения». Главное же «действующее лицо» китайского или японского пейзажа – вселенная, единое целое. Человек иногда присутствует в изображении пейзажа, но не он является его доминантой.

   Как справедливо пишет Н.А.Виноградова – «Китайский художник воспринимает пейзаж как часть необъятного и просторного мира, как грандиозный космос, где человеческая личность – ничтожная часть вселенной – растворена в созерцании великого, непостижимого и поглощающего ее пространства».

  Можно привести массу примеров из литературы и изобразительного искусства Китая и Японии (в этих странах индийский буддизм становился, соответственно, Чань-буддизмом и Дзен-буддизмом), которые передают буддийское мировоззрение и, вместе с тем, глубоко поэтичны. Однако поэзия этого искусства – несколько иного свойства, чем поэзия западного искусства.

   Первое активное проникновение идей буддизма на Запад произошло в творчестве Артура Шопенгауэра, за что его философия сразу же была провозглашена «философией пессимизма».

  Эдмунд Гуссерль, если я не ошибаюсь, буддизм не упоминал, но формально его феноменология (конкретней - ее редукция) близка к буддийскому способу познания (медитативной практике). Под влиянием ли Гуссерля или независимо от него, весьма родственные явления возникли и в искусстве - это: роман «потока сознания» в литературе и серийная техника (додекафония) у Арнольда Шёнберга и его учеников – Альбана Берга и Антона Веберна в музыке.

   В изобразительном искусстве наиболее близко к буддийским идеям творчество Казимира Малевича и Пита Мондриана. В супрематизме Малевича и неопластицизме Мондриана человек полностью исчезает с изобразительной плоскости (в отличие от абстракции Кандинского и Филонова, у которых антропоморфными ассоциациями наполнено все живописное пространство).

И если у Малевича его супрематизм (исключая «Черный квадрат»), как правило, «живописует» физику космоса аналогами из мира простых геометрических фигур, то Мондриан – увлечение которого философией Востока известно – принципиально отказался от каких-либо ассоциаций с видимой или невидимой действительностью.

   В творчестве Мондриана идея единства мироздания воплотилась в абсолютной форме. В следующей цитате из статьи Ганса Янссена в каталоге выставки Мондриана, экспонировавшейся в Эрмитаже (1996), приводятся слова Пита Мондриана, вполне согласующиеся с воззрениями буддийского художника: «Стремясь показать суть всего сущего, Мондриан избегает излишних ссылок на реальность. В более позднем письме он так определяет свой отказ от выражения чего-либо «особенного»: «Если не выражать ничего человеческого и отрицать самое себя, то само произведение станет проявлением красоты». Для этого было достаточно отмести собственную индивидуальность».

  В заключении этой краткой статьи-размышления приведу еще один отрывок из поэзии  Иосифа Бродского («Письма римскому другу»), который, на мой взгляд, отражает понимание мира как единства самостоятельных сущностей.

                              Зелень лавра, доходящая до дрожи.
                              Дверь распахнутая, пыльное оконце.
                              Стул покинутый, оставленное ложе.
                              Ткань, впитавшая полуденное солнце.

                              Понт шумит за черной изгородью пиний.
                              Чье-то судно с ветром борется у мыса.
                              На рассохшейся скамейке – Старший Плиний.
                              Дрозд щебечет в шевелюре кипариса.