Глубинка

КОВАРЫ

Это должно стать летописью целого поколения. Рассказ о распаде субкультур, о провинции, нехватке ресурсов, о побеге, о крушении мифов и о новых мифах, о пиве, рюмочке, троллях, безработице, мечтах о пассажирском поезде. Текст о школах, недоедании, льняной фабрике, работе в супермаркете,  о нервных звёздах, дружбе, как тапок, и предсмертных муках. Действие развернётся на четырёх вечеринках: эмиграционной во Вроцлаве, коллективной в «Жуландии» и еще двух небольших – в «Уршуле» и клубе «Под липами». Вечеринки будут перемежаться прогулками по городу с двумя остановками в квартирах героев – уже после состоявшихся вечеринок. Все завершится директором Черным, который взглянет на Ковары[1] сверху,  с высоты своего жилого дома, самой высокой точки в городе. Пан Черный снабдит всю историю историческо-космическим контекстом и укажет два возможных пути для Коваров. Он завершит этот репортаж драматически звучащим вопросом.

Что касается формы – тут будут преувеличенные диалоги, преувеличенные описания, излишне откровенные, невероятные цитаты. Потому что весь городок  Ковары таков – слишком буквален. Те, кто хотят сбежать, говорят – словно персонажи позитивистской повести – что в Коварах люди умирают, что нет жизни, нет будущего. Те, кто остался здесь по собственному желанию, повторяют, казалось бы, банальные фразы о природе, тишине, деревьях, горах, зелени, чистом воздухе. Говорят простыми словами об обычных вещах. Потому что Ковары – обычный город. Городок, где одни теряют работу, другие убегаят, третьи живут надеждой, будущим, мечтой о большом городе, мечтой выиграть в лотерею, мечтой о работе за тысячу злотых, мечтой о собственной квартире, о деньгах на учебу в колледже. И, наконец, четвертые – живут, как могут. Как скажет один из персонажей после вечеринки в «Жуландии»:  «Здесь рождаются, здесь влюбляются, умирают, расстаются, собираются вместе. КЕовары нисем не хуже других. Ковары — это не конец света и не конец жизни». Но начнем обо всём по порядку: Зуза.

Зуза сидит в «Треугольнике»[2].

Итак, Зуза. Она сидит и рассказывает. Сначала о Коварах, каковы они сейчас: «Есть лес, есть покой, есть горы. Просто нет работы. Вот почему я уехала. Вот почему я так рада, что мне удалось сбежать, что я не сижу там сейчас и не упрекаю себя — почему я не попробовала, почему застряла в Коварах. Ведь когда я навещаю друзей, которые остались, и спрашиваю их, что слышно — все говорят, что хотят сбежать, что тут  только смерть, отвратительное существование, что ничего не происходит, что можно только пить».

Вот и всё о горах. А во Вроцлаве нынче вечером будет вечеринка. В доме за воеводским полицейским управлением встретятся молодые эмигранты из Коваров. Будут предаваться воспоминаниям, сходить с ума, сидеть у стен, плакать, обмениваться информацией – кто остался, кто уехал в Познань, кто в Варшаву, а кто не выдержал и вернулся. Пока ещё светло. Вроцлавский «Бермудский треугольник» – некогда люмпен-пролетарский, тёмный, а ныне цивилизованный, с новыми зданиями , встроенными между старыми, со стеклом и железом. Но еще остались подвальные лавки, дешевые комиссионные магазины, несколько переполненных пабов, полицейский участок и недорогие квартиры для сдачи студентам. Зуза наливает ещё чаю, рассказывая о Коварах, которых больше нет: «Сначала были огромные жилые дома, горы, ямы, раскопки, трубы на поверхности. Дикий мир, огромная площадка для забав. Потом я перебралась в подвал, стала «металлом». Длинные волосы, чёрные одежды, дружная компания. Мы уходили под землю, слушали музыку, разговаривали. Любовь, расставания, сплетни. Разбитые сердца, все перемешалось. Костры, ссоры, примирения, джемоляды.  Побег из дома считался хорошим тоном. Ну и стычки с пришельцами. У нас были «каналы», у них был «центр». «Центром» была главная аллея, «каналами» – переулки. Мы сражались, и, наконец, наступило перемирие – мы встретились на улице, две группы, посредине наши лидеры –– они пожали друг другу руки, лица оловянные.. Они поговорили. Пришли к соглашению –больше не будем нарываться, мы уже переросли это. Это было в восьмом классе. Потом начался лицей. Я стала дискоманкой – полный улет в другую сторону. Я стала товаркой. Неделя выглядела так.  Я просыпалась: «Чёрт, сегодня только понедельник. Сколько до субботы?» И я готовилась все эти пять дней, я уже жила выходными, дискотекой в «Диване»: «Может, этот придёт, а тот, может, - нет». Боже, как бы я хотела, чтобы он пришёл, как же здорово мы провели бы время. Наряжаемся, расфуфыриваемся, болтаем с парнями. Космос. Речь шла уже не о развлечении. Главная цель – поболтать с коллегой, а потом хвастаться: «Этот от меня без ума, знаю то и это, я уже с ним разговаривала, а та – нет, а вот тот меня заметил…». Сплетни. Потому что Ковары до сих пор - страшное место для сплетен. Выдумывают, распространяют слухи. Тусуются, как дикие звери. После - ссоры, разногласия. Кто-то прячется, отказывается выходить из дома, потому что хорошо провел время с чужой девушкой. В Коварах ничего не скроешь. Сейчас дело приняло ещё более острый оборот. Девушки делают всё для того, чтобы хорошо выглядеть. Девушка с каким-то изъяном внешности – это неудачница. Нужна экстра одежда, экстра причёска – одних натуральных волос недостаточно. Хорошо выглядящую девушку сразу же окружают парни, которые возят её по Коварам, ставят ей выпивку. Иногда и требуют. Недавно я зашла в «Диван» – у всех девушек в глазах были доллары. Когти, шпильки, декольте до пупка, бёдра. Шестнадцатилетние. Кругом одни молокососы с . Кроме них, приходят двадцатипятилетние, чтобы подцепить девочек, снять шестнадцати- и семнадцатилетних. Потому что если девушкой заинтересуется парень постарше, она на седьмом небе от счастья. А что ещё с сегодняшними Коварами? Несколько моих друзей из металл-группы ввязались в какую-то «мафию», некоторые сидят в тюрьме. Парни загубили свою жизнь. Им по двадцать, у них дети, они совершенно ничего не смыслят, никаких условий, чтобы жить с женщиной, завести семью. И началось – наркотики, угон автомобилей…. Я была в ужасе, вернулась и смотрю – что это – неужели это мои Ковары? Когда-то такой невинный город, а теперь – «тотальный» – какая-то мафия, какая-то вражда, кого-то застрелили. В Коварах можно увидеть все – даже если не хочешь видеть. Можно увидеть всех – и тех, кто просто бездельничает, и тех, кто убегает, и тех, кто устроил себе хорошую жизнь.

Пан Черный сидит на вечеринке.

Ярек Черный. Он сидит на вечеринке эмиграции. Той, что за воеводской комендатурой. Обычная студенческая вечеринка, вовсе не большой съезд диаспоры.  Так уж получилось, что собрались люди именно из Ковар. Они переговариваются, пьют пиво, некоторые курят, допивают, кружатся, приземляются, рассказывают истории, рисуют обрз своего родного города Помимо «Диванов», там есть ещё «Америка», более дорогая, менее дискотечная. У нас в Коварах есть также кольцевая развязка, пешеходная аллея, а вокруг неё – более дешёвые пабы, куда ходят «тролли»: низенькие, рыженькиее, носатые, утреннее пиво, как чистка зубов, ну, не совсем «тролли», а, скажем так, «эльфы». Пусть у них в жизни хоть что-то юбудет, как в крсасивой сказке, назовём их «эльфами». В семи километрах оттуда есть Карпач, горстка заблудившихся туристов, выше штольни, бывшие урановые рудники, средняя школа, обанкротившиеся фабрики и озлобленные двадцатидвухлетние. Зуза расказывает: «Девушка окончила экономический факультет в Варшаве, ее тошнило от столицы, вернулась в Ковары, имея отличные рекомендации. Она полгода искала работу. В конце концов, написала предложения в Познань, Не какая-нибудь там Еленя-Гура, в Еленей-Гуре тоже огромная безработица. Бросились в Познань, Варшаву, на побережье – лишь бы большой город. И во Вроцлав. Ты здесь не один. Встретишь земляка – знаешь – дружба как тапочек. Все друг друга знают. Все тусуются. Ну и у всех та же самая проблема – деньги – как и везде. Ходим подавленные – думаем, как бы раздобыть деньжат. Ведь еще только десятое число, а до конца месяца осталось пятьдесят злотых. Кусочек зуба откололся, пришлось потратить деньги на лечение, на еду не осталось. Ужас смертельный на людей свалился. «Что же дальше?  Если найдешь работу – начинаешь пахать, как угорелый. Видишь, ожидалась культура, большой мир, а тут каторга, замкнутый круг. Работаешь, чтобы как-то жить и учиться, а времени остаётся только на работу. Миф о большом городе разрушен. Потому что без денег ничего нет. В театр бесплатно никто не пустит. То же самое и в кино. Не помню, когда я последний раз была на спектакле или сеансе».

Бартек сидит дома

Бартек Грабовский. Он вернулся в Ковары, но только на минутку. Навестить родителей на Рождество. Сидит в комнатке наверху, плавая в розовых, изображениях кукол Барби, пластиковых фонтанах, поп-постерах, коврах с Девой Марией и хаус-музыке. Он показывает фотографии коваровских вечеринок – вначале в «Дзялковце»: «Эта казарма – была нашим святилищем: экстаз, танцы, дикие оргии, только здесь наши гормоны выходили на волю. Достаточно было заплатить двести злотых, чтобы снять весь зал. Здесь вы видите подиум – такой, какой бывает  на больших дискотеках. Выглядит как обычный стол, но это настоящий подиум, здесь происходили танцы. Вот эти двое без рубашек исполняют коваровский стриптиз. А тот, который смотрит, – ест только рыбу, потому что рыбы не чувствуют боли. А вот это  –  наша настоящая жулица... Блуза с капюшоном, сидит, набирает цифры на кассе, все её любят. Её последнее образование – подготовительные курсы для работы в дисконтном продуктовом магазине. А это слайд-шоу – я украл диск из кабинета физики, на стенах Марс, звёзды, что-то в этом роде.  Потом показывал им слайды с прошлых вечеринок – все танцевали и видели себя такими, какими были много лет назад. Тут мы делали дрожжевое  шампанское, запах был ужасный. А вот тут моя коллега, которая позже стала учительницей немецкого языка – она больше  не ходила в «Дзялковец», потому что там на вечеринке могла встретиться со своими учениками. Эти двое пытались, видимо, годами учиться, но у них это не очень получалось, потому что они очень умные, и обычно постигали свою мудрость за пивом. Эти сделали телевизионную карьеру. А  вот та, которая всех обливает шампанским, теперь танцует. Эта забеременела от парня вог той. А когда сестра той, что в красной куртке, встречалась с парнем, с которым сейчас встречается эта, сестра рыжей, которая раньше была её хорошей подругой, начала подозревать, что они спят вместе, и потому швырнула её на стену на лестничной клетке, потом рыдала, был ужасный скандал. Тут вы видите, как все перепились, лежат на ящиках, а вот тут очищение, покаяние, утренняя уборка, а тут уже после уборки – группа начинает потвечеринку с ликера – дружная компания из пяти человек. А вот тут ещё больший скандал – потому что эти ребята такие, что когда на следующий день протрезвеют, то в женско-мужских отношениях оказываются очень чкувствительными. А здесь – она ему в лицо бросает, что он с кем-то там танцевал, а он ей врезает – напоминает, что она была в стрингах на дискотеке во Вроцлаве. А вот хороший мужик – а девчонки отвратительные, они гоняются за его машиной, а он такой впечатлительный. А этот ехал на велосипеде и попал под машину. А вон тот после одной вечеринки, когда мы возвращались, сказал: «Я вам фокус покажу», прыгнул лицом вниз, ударился об асфальт, мы положили его на скамейку, стали его мыть. Он полгода натирал лицо мазью. Эти двое расставались тысячу раз, били всё, что попадалось под руку. Вот ещё группа участвующих в уборке. Позади  на стене лозунг: «Благослови, Господи, молодожёнов!» – украшение с какой-то свадьбы осталось, отсюда и шарики, и бумажные ленточки. А здесь люди расходятся по домам. Вот эта девушка работает в магазине, учится заочно. Та эмигрировала во Вроцлав. Этот изучает философию, тот филологию, все уехали, –  все, кого вы видите на фотографиях». 

«Все сидят в Жуландии».

Сегодня вечером они будут сидеть в «Жуландии». Встретятся те, кто остался в Коварах, – и те, кто не смог уехать, и те, кто вернулся на какое-то время. Сейчас ранний полдень. Гжегож Шмидт,  бывший завсегдатай «Дзялковец», а ныне местный учитель английского языка, проводит экскурсию по Коварам: «Вот перед вами «Жуландия», но встреча тут начнется лишь через  несколько часов. Теперь нам нужно подняться наверх». Этот розовый гараж– бывшая репетиционная, отсюда вид на  жилой массив. Раньше на этом месте  была строительная площадка, мы играли здесь в войну, лазили по фундаментам.  Однажды я даже глотнул кофе «Инка» в подсобке у строителей, было ощущение жизни...  Теперь дальше вверх, через сосновый лес, потом через берёзовую рощу, слишком много берёз, они меняют кислотность почвы, слишком много белых деревьев в Коварах.  А за лесом будет железная дорога, лет пятнадцать назад пассажирская линия была закрыта, пути ыли слабые, какой-то поезд перевернулся, все потом об этом говорили. Вот лесок, спуск вниз, а на той поляне слева растут грибы, сюда приезжают дети со всей округи. Ученики начальной школы сгребают траву, собирают грибы и продают по двадцать грошей за гриб, а в Еленей-Гуре за гриб дают пятьдесят грошей.

Недавно здесь разыгралась такая сценка: здоровые лбы играли в футбол, один вдруг остановился, мяч в игре, а этот, опустив глаза, застыл как столб. «Что за херня!» Они звали его, подошли, а тот стал объяснять: «Ничего, ничего, я думал, это галлюцинация, давайте играть дальше». А тепнрь снова; лес, холм, отсюда виден город, разделённый рекой, четыре таунхауса, что необычно для такого маленького городка. Ковары всегда славились своей кузней. Легенда гласит, что здесь жили бандиты. которые грабили близлежащие деревни. Главарь бандитов однажды потерял подкову, вернулся в кузницу, кузнец узнал его, ударил молотом, убил разбойника. Лошадь испугалась, бросилась бежать, но спастись ей не удалось. Если бы она убежала в лес и добралась до разбойников – одинокая лошадь, без хозяина, – разбойники сразу бы поняли, что произошло несчастье, и Ковары перестали бы существовать. Но кузнец снова взмахнул молотом, убил лошадь, и дело затихло, так  ремесленник спас город. Сейчас ниже по течению, слева течёт река Малина, затем виден мост, остатки деревни Медзянка. Тут свалка, на ней можно откопать фарфоровые пробки – всё, что осталось от бывшей аптеки. Справа – полицейское управление; мы ходили туда пить пиво. Напротив – бывшая горнолыжная освещенная трасса для милиционеров, – она сохранилась ещё со времён славы Коваров. Теперь там нет освещения. А вот в эту гору в 1944 году врезался немецкий самолёт.

Мы возвращаемся в центр. Это наш город. Несколько лет назад в Ковары пришла группа с с телевидения, как раз когда таял снег, город был затоплен грязью и серостью. «Малая родина» или что-то в этом роде – они должны были показать миру местное сообщество. Хотели показать ковровую фабрику, но там как раз начались сокращения, и город погрузился в апатию. Журналисты спрашивали случайных жителей: «Что бы вы хотели здесь изменить?», а прохожие отвечали: «Что изменить? Выехать отсюда». Журналисты не сдавались: «Чем известны Ковары?» – «Знамениты убийствами». И это показали по телевизору, и все провалились в ещё большую яму. Вот  в той долине, справа, были железнодорожные пути, ведущие к фабрике, теперь их снесли. Здесь была пассажирская остановка. А та полоска перед нами – это действующие пути, иногда здесь проезжает товарный вагон или цистерна с какими-то нефтепродуктами, случается застопорить локомотив. Мне часто снятся сны, будто я еду на старом поезде с паровозом. Прекрасные сны, в них я еду по Коварам и вижу старинные дома, людей, солнце, какие-то работающие мастерские и фабрики и пассажирские поезда, идущие по путям. Над головой пролетает самолёт. Из-под снега выступают шпалы, линия обледенелых рельсов прямая, чётко обозначенная, по путям можно пробраться даже после шести кружек пива.

Итак, вечер в «Жуландии». Сидят Ярек Черный, три Малгожаты, Амелька, Гжегож, Бартек, Павел Павлицкий, Магда... В углу газовая плита, хлопает над головой брезент, пиво в руке, бетон под ногами. Музыка, разговоры, брызги, янтарный глаз сверкает, ещё разговоры, шорох курток, слова льются в брезентовом шаре паба. Малгожата Мусятович прячется за жёлтым стеклом, поправляет очки, объясняет, что в «Жуландии» чувствуешь себя живым, а живёшь только раз в месяц, потому что раз в месяц в Коварах проходят общественные вечеринки, Каждый месяц приезжают эмигранты, приезжают местные, возрождается старая компания. Вечером хорошо. А днём – ничего. В Коварах ничего нет, потому что нет будущего. Нет будущего, потому что нет работы. В Коварах самый высокий уровень безработицы в Польше», – объясняет рыжеволосая Малгожата. «Она говорит то же,.что и жители всех польских городов, все объясняют, что у них хуже всего, «самая большая нищета, самая большая безработица, одна из самых больших» — такие же вечера повторяются во многих других пабах, в деревнях, в горных поселках, на Мазурах, в Любуше, у моря… Ещё немного пива, чуть-чуть, несколько бокалов на столе, тихая, скромная вечеринка. «Им нравится это место, они живут здесь уже более двадцати лет, но хотят большего, а больше здесь ничего нет. Звёзды хотят стать звёздами», – говорит Малгожата Пшендзяк, которая снималась в «Шансе на успех», а теперь ездит в Еленю-Гуру на репетиции и поёт в вокальной группе.

«Хватит пива, хватит, мы закрываемся, ещё одно, только одно на вынос, пожалуйста», — кричит кто-то, а Амелька, сестра Бартека, слушает, выходит, говорит: «здесь просто необходимо иметь проблемы, до тоски напиваться,  радоваться тут нечему. Крутится всё то же самое, а они в него погружаются всё глубже и глубже. Мечтают о большом городе, о карьере, но не могут понять, что если и добьешься такого успеха, то – за счёт себя, что ты станешь винтиком, маленьким звеном огромной машины. Моя подруга собирается стать менеджером ресторана. Что с ней будет? Может, она попадёт в какую-нибудь экономическую секту, может быть , ввяжется в нее, может, уже не вернётся в Ковары?» Пустые кружки звенят, лёд трещит, звёзды на небе исчезают за тучей. Завтра пойдёт снег.

 (Окончание следует)