слова

слова  поистрёпаны
изжёваны словно жвачка
из губ молодых и красивых
выдуты
белыми пузырями 
политиками ослабленные
служат для чистки зубов
для полоскания
рта 

а в моём детстве
можно было слово
прикладывать к ране
подарить можно было
любимой
 
теперь обессиленные
завёрнутые в газету
всё-таки дурно пахнут
и даже ранят
 
скрыты они в головах
скрыты в сердцах
скрыты под платьями
женщин молоденьких
скрыты в книгах святых
взрываются
убивают

 2004  

такой вот маэстро

просыпается

смотрит вокруг
из сущностей этого мира (1)
должно хоть что-то остаться
но что?
 
ангелы упорхнули
 
немного хмельной
от сна и вина
напитанный желчью
и уксусом
старый поэт
силится вспомнить
что же могло сохраниться
от целого мира
 
поэзия и любовь
а может доброта и поэзия
беззубо
пережёвывает слова
доброта или же  доброта
и красота?
а может быть милосердие?
 
отдаляется
чтобы лучше видеть Варшаву
 
была Та прекрасна и зла
"сестра" же её добра
и некрасива
 
такой вот маэстро
отталкивая играет
затемняет чтоб прояснить
 
закрывая глаза видит стопы
гвоздями пробитые
 
они отлетают с планеты
  
В свете керосиновых ламп
 
в свете ламп керосиновых
мир смотрелся иначе
 
лица живых и умерших
 и спящих
отвернувшиеся лица
 
молодые головы друг к другу
склонённые
 
в свете коптящих ламп
человек был домашним
сильнее в радости
глубже в печали
тени нечёткие
отдалялись приближались росли
слова были теплее
дом колыхался
отплывая от гроба и от колыбели
 
в свете ламп керосиновых
бесконечность была совершенна
время вполне ощутимо
пространство же замкнуто
в четырёх стенах
достаточно веки сомкнуть
чтобы найти себя
 
в измереньи четвёртом
достаточно дверь отворить
чтобы найти себя
по дороге в Эммаус
 встретить Иисуса живого
который ещё не узнанный
ел печёную рыбу
хлеб и сотовый мёд
 
жизнь истекает
в пути и во встречах
 
в свете ламп керосиновых
когда часы завели
на стене появились картины
начертанная поэзия Бруно (1)
"Mane-Tekel-Fares"
 
об этих лампах
почти что всё знал
поэт из Дрогобыча
"почти"
ведь всего
никто знать не может
ни о рожденьи своём
ни о смерти
 
когда размышляю о нём
 и об его книге
я его вижу
в свете лампы коптящей
с растущей тенью
простреленной головы
на стене
 (1) имеется в виду роспись на стенах комнаты дома Ландау в Дрогобыче, выполненная классиком польской литературы Бруно Шульцем незадолго до гибели и найденная случайно через много лет ( в настоящее время тайно вырезана и вывезена в Израиль)
 
брусочек

В Смелуве (1)

Частося варит кофе
и его божественный запах
витает по дому
семьи Костоловских
 
от дуба Мицкевича
остался брусочек
 
брусочек
 
растёт из него
дуб за окном
от мха бородатый
он пять веков возложил
на свой загривок горбатый
 
закрою лишь очи
слышу скрип половиц деревянных
то к пану Мюхлу
пробирается ночью
Пани Констанца
 
улыбаюсь
спаси Боже
нет мыслей греховных
потом...  Адам ведь хотел
принять сан духовный
 
от дуба остался брусочек
держу его на ладони
за окном
шумит дуб зелёный
 
жив Баублис великий (2)
чей ствол столь огромен
веками выдолблен
что как в добром доме
двенадцать гостей
в нём могло вечерять за столом
 
кладу на место брусочек
сжимаю ладонь
выхожу
 
перебежал мне дорогу
кот учёный
спадают с дерева листья
и завесы времён
 
(1) музей Адама Мицкевича в Смелуве
(2) легендарный дуб из литовских сказаний, к теме которого обращался Мицкевич в своём творчестве
 
  Перевела Екатерина Полянская