Предисловие

    Как часто бывает, случайные попутчики редко ищут следующую встречу. Так было бы и у нас с Николаем.   Но прошло лет пять-шесть, когда я, опять неожиданно, в бассейне, куда хожу раз в неделю, увидел его на одной дорожке со мной.

  К удивлению других пловцов, мы обнялись прямо в воде! Оказалось, что он плавает по вторникам, но так получилось, что, пропустив свой день, пошел в бассейн в четверг и попал как раз на моё время.

  Из бассейна вышли вместе, зашли в магазин пекарни «Хлебная усадьба», взяли пиццу на двоих, кофе и сели за столик.

— Надо же, прошло столько лет, и опять судьба свела нас. Как семья, как мама, как Машка?

— В общем-то всё нормально. Семья прибавляется теперь внуками. Мама не очень здорова, но за ней присматривает сестра.

  Машка превратилась в огромную свинью, каждый год приносит от шести до двенадцати поросят. Когда приезжаю, всё так же радостно приветствует меня, но не поросячьим визгом, а солидным хрюканьем.

  В прошлом году был у них опять осенью. К моему приезду забили одного из   Машкиных поросят последнего помёта, приготовили колбасу, поджарили мясо, но я ничего из этого есть не мог, да и домой отказался взять.

— А пёс Акбар?

— Он в прошлом году ушел с подругой в поле и не возвратился. Возможно, сытой жизни на цепи предпочел голодную свободу.

  Неожиданно Николай резко отодвинул стул, вышел из-за столика и снял с рогатой вешалки, стоявшей на расстоянии вытянутой руки, куртку и спортивную сумку.  

— Извини, чуть не забыл, я ведь должен на работу возвратиться!

  Мы крепко пожали друг другу руки и договорились созвониться и встретиться снова. 

***

  И встречи продолжились. Они не были частыми и регулярными, проходили в разных кафе и кафешках. Я слушал рассказы Николая всегда с удовольствием, и как итог, с его разрешения, решил собрать их в один сборник под общим названием «Рассказы попутчика".

ЛАРИ

(Из рассказов попутчика)

— Ты такой благодарный слушатель, что хочется рассказать очередную историю. Теперь про кошечку. Она сначала жила у наших друзей. Привезли её из госпиталя, в котором начальником отделения работал их родственник.

* * *

  Однажды в приоткрытую дверь его кабинета вбежал удивительно красивый котёнок. Он был сиамского окраса, но пушистый и такой дико-пугливый, что с трудом удалось поймать.

  Его мама, обычная бездомная кошка, жила под госпитальной лестницей. Все знали, что иногда, раз в несколько лет, она среди прочих, обычных, приносила по одному котёнку сиамского окраса.

  Красивого котёнка не хотелось оставлять на произвол судьбы. Решили взять к  себе.

  Привезли домой, пустили в квартиру, и он исчез. Расстроились, думая, что успел сбежать. На следующий день, когда услышали слабый писк, поняли в чем дело.

  Испуганный дикарь забился в узкую щель между стеной и мебельной стенкой, а выбраться не смог. Пришлось отодвигать мебель, чтобы достать его, старавшегося вырваться и царапавшего спасителей.

* * *

  Вскоре котёнок превратился в настоящую красавицу, длинношерстную, светло-бежевого цвета с темно-коричневой головкой. Лапки казались одетыми в коричневые носочки. Пушистый, почти беличий, хвост был тоже коричневым. На тёмной мордочке ярко выделялись голубые глаза, которые в темноте становились не зелёными, как у обычных кошек, а красными.

  Не знали, как её назвать — она не откликалась ни на одно из предлагаемых имён. Но как-то вечером, когда смотрели передачу из серии «страна собак» и с экрана телевизора прозвучало: «Лари, ко мне!», из кухни прибежала наша кошечка. Так она выбрала себе имя.   

  Когда её хозяева затеяли длительный «евроремонт», Лари на время передали нам.

* * *

  После евроремонта, который в Европе называют просто ремонтом, кошечка не вписалась в интерьер и осталась у нас навсегда.

  Лари прожила с нами много лет, но ручной и ласковой не стала. Думаю, она была из тех кошек, которые гуляют сами по себе, при этом интеллигентно-чистоплотной. Ходила только в свой кошачий туалет, ела из мисочки, почти ничего не разбрызгивая, спала всегда на своей подстилке.

  Она никогда не мяукала. То ли не научилась, то ли жаловаться было не на что…

  К консервированному и сухому кошачьему питанию так и не привыкла.  Любила рыбу и любой супчик на мясном или курином бульоне. По утрам, словно английская аристократка, предпочитала овсяную кашку, но на рыбном отваре.  Ела и то, что оставалось от нашего стола. И ничем не болела.

* * *

 Эта удивительная кошечка с первого дня признала меня своим хозяином или, возможно, вожаком. Остальными пренебрегала.

— Я её кормлю, я за ней убираю, а она на меня ноль внимания. По утрам, когда решает, что пора завтракать, прыгает на меня, ложится на грудь, но задом к лицу, и помахивает хвостом перед носом, пока не проснусь. Но если муж еще не проснулся, то тихонечко, чтобы не разбудить, ложится на его грудь и, не мигая, как влюблённая, смотрит ему в лицо, ожидая, когда откроет глаза, — жаловалась жена.

  Она не шла и к бывшим хозяевам, когда те приходили к нам и хотели посадить её рядом или на колени, чтобы погладить.

 * * *

  У нас в прихожей под зеркалом стоит тумба для обуви. Откуда бы ни возвращался, когда открывал входную дверь, видел, что Лари сидит на тумбе и дрожит от нетерпения. Иногда   не успевал снять куртку, как она оказывалась на моём плече и нежно мурлыкала. Я поддерживал её, подставив руку под задние лапы, и минуты две-три ходил по квартире.  Только после этого Лари успокаивалась и соскакивала на пол.

  Бывало, приду с работы усталый, лежу на диване, и, если жена шла звать на ужин или что-то спросить, Ларечка обгоняла её и ложилась ко мне на грудь, как бы отстаивая свои права.

* * *

  Когда уезжали в отпуск, обычно на пару недель, просили соседку поливать цветы и присмотреть за кошкой. После возвращения заходили к ней забрать ключи, и та рассказывала:

— Я приходила, поливала цветы, меняла наполнитель кошачьего туалета, мыла пустые кошачьи миски, оставляла воду и еду, а вашу Лари ни разу не видела, даже когда звала поесть. Искала по всем углам, пока не заметила под ванной её светящиеся красным глаза. И это странно, потому что, когда вы дома, и я захожу в гости, она не идёт ко мне, как ни зови, но и не убегает…

* * *

  Летом брали её на дачу. Дачные соседи удивлялись: «Вы не боитесь, что её, такую красавицу, украдут?»

— Нет, не боимся. Она ни к кому не пойдёт, да и не поймает её никто.

 Ларечка любила сидеть на нашей компостной куче рядом с дорогой, греясь на солнце. Иногда проходившие или проезжавшие мимо останавливались и фотографировали её, но стоило приблизиться, она исчезала.

  Если я или жена уезжали в город, Лари, как ни уговаривай, иногда тайком, провожала нас почти до автобуса, и только когда приказывали, неохотно шла обратно.

 Когда я возвращался на дачу с работы, она, увидев издали, соскакивала со своей кучи и бежала встречать, прыгала мне на плечо и не слезала, пока не войдём в калитку.

* * *

  Наша красавица была еще и хорошей охотницей. Сначала она играла с пойманной и слегка придушенной мышкой, потом приносила к нам, садилась рядом с ней, ждала похвалы, а услышав, быстро съедала, не оставив и коготка.

* * *

    После одного из дачных сезонов наша Лари оказалась беременной. Мы догадались об этом, когда увидели, как она открыла дверцу бельевого комода, залезла на одну из полок, выкинула несколько моих маек, еще что-то, и легла на оставшиеся вещи. 

   Стало понятно, что ей нужно уединение и личное пространство. Я принёс из магазина большую картонную коробку, в боковой стенке вырезал вход, на дно положил многократно свёрнутую старую простыню.

  Там она и родила четверых котят, но не было среди ни одного, как она, сиамского окраса.  Один был пятнистый, остальные черные.

Никто котят не захотел взять, и их пришлось усыпить. Коробку роженицы выбросили. 

* * *

  Лари очень переживала потерю котят. Она искала их, пока не падала без сил, забивалась в самый тёмный угол и, не умея мяукать, тихонько подвывала, словно всхлипывая.

  Через несколько дней бедная кошечка так обессилела, что не могла принимать пищу. Жена кормила её из ложечки, а та о чем-то тихо жаловалась, будто зная, что только женщина может понять её горе.

  Чтобы такие мучения не повторялись, мы посадили её в пластиковую корзинку-переноску и отвезли в ветклинику на стерилизацию.

  Ларечка обиделась, несколько дней не подходила даже ко мне, но когда жена ухаживала за ней, смазывала йодом и мазями послеоперационный шов, снимая боль, то простила и, доверчиво глядя в глаза, сама подставляла больное место.

 * * *

  Пошел семнадцатый год её долгой кошачьей жизни, а по человеческим меркам девяносто первый, когда Лари неожиданно стало так плохо, что, казалось, любое прикосновение приносило ей нестерпимую боль.

  Когда я пришел с работы, наша любимая кошечка лежала на своей подстилке, перенесённой в кресло, стонала и никого не узнавала.

  На следующий день рано утром проснулся от того, что кто-то меня тихо-тихо зовёт. Я встал, включил свет и подошел к Ларочке. Она приподняла голову, долгим прощальным взглядом посмотрела на меня, и из её мутнеющего глазика выкатилась слеза. Я гладил её и чувствовал, как маленькое тельце становилось всё холоднее и холоднее.

* * *

  Похоронили Ларочку на дачном участке между дальним углом дома и кустами красной смородины.

  Было начало весны. Снег еще держался, но солнце уже хорошо грело, и слева от калитки из оттаявшей земли выбрались и зацвели подснежники. Я осторожно выкопал несколько штук и пересадил на могилку Ларочки. Там они самыми первыми и цветут каждую весну.