ARS POETICA. Гимн старцев

ARS POETICA

или искусство рифмотворчества

Предисловие

Хотя мои труды в области ангелологии (в частности, давно заказанная статья для «Angel’s Review») в принципе не позволяют мне попусту тратить время, всё же я, уступая многочисленным просьбам моего досточтимого коллеги К.И.Галчинского, согласился написать краткое предисловие к его «Искусству рифмотворчества», выходящему ныне в свет.

«Ars poetica» первоначально вышла в так называемой «Зеленой серии» издательства «Éditions Internationales» в 1937 г., незамедлительно вызвав протесты в консервативном лагере, затем сильное негодование на страницах радикальной прессы и, наконец, попав в список книг, запрещенных Ватиканом («Index librorem prohibitorum») вследствие интриг умеренной печати. Впрочем, весь тираж книги был сожжен, а единственный уцелевший экземпляр, хранившийся у букиниста Лефу, после сложных перипетий удалось привезти в Польшу (это сделал Тадеуш Бреза). Теперь наши читатели могут ознакомиться с полным и верным переводом этой книги на польский язык […]

Произведение в целом выдержано в форме письма (бедное эпистолярное искусство!), адресован­ного портному Теофилю, который, как следует из текста, вознамерился приступить к штурму Парнаса.

Свою «Ars poetica» автор написал регулярным пятистопным ямбом с женскими клаузулами в форме секстин (чередование рифм ABABCC), коих весь опус насчитывает 20 (двадцать), точнее 19 (девятнад­цать), поскольку последняя секстина при ближайшем рассмотрении оказалась октавой. Итого — 122 строки.

В держании корректуры помощь мне оказала магистр Китти Ковальская, которой я выражаю свою признательность, а также сожаление, что ей не суждено было довести эту работу до конца ввиду ее безвременной кончины.

В заключение я хотел бы выразить упование на то, что «Ars poetica» встретит дружест­венный прием у нашей Публики, и — подобно монументальным «Новым Афинам» Хмелевского, мудрым  — для напоминания, идиотам  — для науки, политикам  — для практики, а меланхоликам — для развлечения окажется полезной. 

Профессор Бончиньский

 ARS POETICA

(письмо портному Теофилю)

 I

Меня за столько лет не позабывший,
о, Теофиль! Спешу тебе с ответом.
Когда-то мне костюм прекрасно сшивший,
ты хочешь знать, как сделаться поэтом.
Готов помочь я, все дела отсрочив
(за небольшую плату, между прочим!).

 II

Твой перевод получен нынче утром.
Все точка в точку. Thanks. Спасибо. Grazia.
Теперь поэзии святые путы
я на тебя накину, как Гораций,
и ты поймешь — попомни мое слово! —
как близко от поэта до портного.

III

Ведь прежде чем стать мастером известным,
он столь же долго в подмастерьях ходит,
работы выполняя для маэстро
и всех его домашних, в разном роде:
пол подметать; чинить маэстро перья;
мух отгонять, когда тот спит с похмелья;

 IV

Набить дедусе трубку; бабке — шишку;
супруге мэтра уделить вниманье…
Да, не одну уронишь ты слезишку,
пока своим не разразишься ржаньем!
Ах, нелегки пути к заветной цели
и в стихотворном, и в портняжном деле!

V

Эпоха ученичества сурова,
и горизонт закрыт сплошным туманом,
но уж видать, кто тянет на портного,
а чей удел — стать грустным портноманом,
который свои бредни рассылает
в редакции — и публику ругает.

VI

А ведь ее и надобно держаться,
чего понять не могут эти дурни!
Коль хочет шутовства, так стань паяцем,
котурнов хочет — встань же на котурны!
Лишь публика укажет путь искомый,
равно и шьём, и пишем для нее мы.

VII

Итак, поэт обязан пред собою
иметь журнал, который все читают,
чтоб знать, что нынче модного покроя,
чего народ желает (не желает).
Не зря сказал один мудрец глубокий,
что в моде виден кретинизм эпохи.

VIII

Так шей же, Теофиль, пером нержавым,
как прежде шил иглой! Клянусь Минервой!¹
И как в портных тебя венчала слава,
так и в поэтах прослывешь, наверно!
(Тут — перерыв. Вода уже готова.
Ведь кофе — вдохновения основа!).

IX

Как я готовлю кофе, друг мой милый?
Охотно поделюсь с тобой секретом:
не покупай плохого кофе, милый,
и сыпь побольше в кипяток при этом.
И чти со мной превыше муз старинных
десятую, чье имя — Кофеина.

X

Она подобна икс-лучам Рентгена
иль Питер Пэну, и для них затворы
в любых дверях — пустяк… Особо ценно
с ней повстречаться в утреннюю пору.
Как мотылек, в пустом мозгу порхает…
Стихи — рекой. Гусынь Зеленых — стаи.

XI

И денежки, конечно. О Маммоне²
поговорим теперь с тобою, кстати.
Ведь факт, что даже в древнем Вавилоне
вопрос инкассо был для всех понятен,
и что жрецы — тогдашние поэты —
ни слова, как известно, без монеты!

XII

Что ж, в жизни где работа, там зарплата,
поэт или портняжка — все едино.
Недешев мастер первого разряда,
и лишь партач строчит за половину.
А партачи —  тому примеров масса —
на нашем рынке сущая зараза.

XIII

Пример: один редактор (имя скрою)
стих заказал у мэтра первой гильдии,
но тот был дорог и стоял стеною.
Редактор побежал к Герменегильде³
и дешево купил стишок… незрелый,
и сам, бедняга, сел за это дело. 

XIV

Еще пример, почерпнутый из жизни:
другой редактор, в городе уездном,
связался раз, прельстившись дешевизной,
с халтурщиком, известным повсеместно.
И что ж? Кондрашка бедного хватила,
и вскорости ждала его могила.

XV

Ведь со стихами так же, как с костюмом:
коль дешево пошит — сидит он криво.
Ни то ни се, как будто катехумен
или как польских драматургов чтиво.
Допустим, сэкономишь ты немного…
Нет, лучше шить у лучшего портного!

XVI

Так вот, когда закончишь ты работу,
все спрячь. Попей чайку иль лимонаду.
И помни, чтоб усилий — ни на йоту!
Редактор позвонит, коль ему надо.
— Маэстро,— мол, — вы не сочли б возможным…
Тогда иди. Но помни — осторожно! 

XVII

Тут разыграется, конечно, сцена
Apassionato или даже forte.
Редактор плачет. Ты с лицом Шопена
свою цифирку повторяешь твердо,
пока редактор, до стихов охочий,
не выдаст в кассу маленький квиточек.

XVIII

Подобна алтарю в Меркурия⁴ храме
та касса, что во сне порою снится!
Берешь перо. Дрожащими руками
выводишь подпись, в страхе ошибиться,
и, наконец, успехом окрыленный,
стоишь в углу наедине с Маммоной.

XIX

Пересчитай. Кассирше сделай глазки.
Махни швейцару на прощанье ручкой,
и вот — к твоим услугам все коляски,
и все цветы⁵, и прочие все штучки.
Когда перечеканишь стих в монету,
ах, как привольно жить тогда поэту!

XX