Петушок (окончание)

 С самого начала он почувствовал симпатию к продавцу — это был кругленький, энергичный блондин, быстро говоривший и часто взрывавшийся смехом от собственных шуток. Он пожал своей большой рукой утлую ручку Филиппа и немедля пустился в рассказ о достоинствах своей квартиры: как он был счастлив в ней в течение одиннадцати лет, как жалко уезжать из нее, но что поделаешь — тут он погладил по плечу такую же кругленькую и веселую жену — раз семья снова увеличилась, буквально все на головах сидят друг у друга.

Уселись за столом. Филипп ни с кем не садился так торжественно с момента сдачи выпускного экзамена в техникуме. Но тогда был только экзаменатор. А тут их сидело шестеро: Филипп, Анджей с деверем, продавец с женой и посредник продавца. У Филиппа вдруг пересохло в горле, и он возмечтал оказаться на дне аквариума или хотя бы на дне реки, спрятавшись в ил, как под теплое одеяло. Продавец широко улыбнулся при виде его нерешительной физиономии.

— Да вы не расстраивайтесь. Я могу и уступить.

Филипп немного расслабился и пробормотал что-то об аквариуме, но деверь немедленно перебил его и начал перечислять недостатки квартиры, приведя этим Филиппа в немалый испуг. Как можно обижать такого милого человека? Он застыл и стал наблюдать за лицом продавца, который вдруг перестал смеяться и что-то шепнул жене на ухо. Филипп собирался запротестовать, но неожиданно продавец понизил цену, деверь выдвинул еще более низкую, и торг покатился лавиной. Прежде чем Филипп сообразил, что происходит, продавец уже крутил головой с серьезно сжатыми губами, хотя глаза его еще продолжали смеяться: «Больше не уступлю».

— Что вы на это скажете?

Внезапно все посмотрели на Филиппа, и ему показалось, что прошла вечность, прежде чем он нашел в себе силы, чтобы ответить:

— Я... я согласен.

После этих слов застывший на минуту людской рой снова зажужжал, и Филипп с трудом выловил из него информацию о необходимости новой встречи для заключения предварительнго договора. Ему нужно будет принести паспорт, ИНН и еще...

— В каком банке вы будете брать кредит?

Этот вопрос снова пошатнул возвратившееся к нему равновесие. Неужели они на самом деле думают, что ему это известно? Он взглянул на Анджея, упрекая его взглядом: «Я ведь тебе говорил». Филипп опустил голову:

— Еще не знаю.

На этот раз посредник дружески похлопал его по плечу:

— Ничего страшного. Наши люди с удовольствием вам помогут.

— У нас тоже есть свои люди — деверь притянул к себе Филиппа, почти вырывая его у посредника. — И предлагаю нашего нотариуса. Анджей, позвони и договорись о визите.

У Филиппа кружилось в голове. От сгущения серьезно звучащих слов — «нотариус», «договор», «кредит» — у него засвербило в желудке. Поспешно согласившись на встречу, он вздохнул с облегчением, когда оказался наедине с Анджеем на улице. Ему хотелось хотя бы на минуту обо всем позабыть. Хотелось, чтобы Анджей ради этого особого случая пригласил его, наконец, к себе, позволил бы ему познакомиться со своей дружной семьей, пригласил в детскую комнату, где он, прильнув к аквариуму, нарисовал бы для его детей прекраснейших петушков. Но Анджей все еще глядел на него сурово.

— Как ты мог не подготовиться? Беги домой и собери все документы.

— Документы? — Филипп снова со страхом взглянул на него.

Анджей раскрыл ладонь и стал перечислять по пальцам загибая их: договор о купле-продаже, налоговые формуляры, выписку со счета в банке...

— Со счета? — повторил Филипп дрожащим голосом.

— У тебя что, нет счета?

— Нет, — прошептал он жалобно и, видя, что Анджей ждет объяснения, сказал, почти плача, — зарплату я всегда отдаю маме…

— Так как же американец рассчитался с тобой?

— Наличными...

— И их тоже отдал маме?

Филипп покрутил головой.

— Спрятал в шкафу.

Анджей внезапно рассмеялся.

 — Не огорчайся. Может быть, удастся что-нибудь придумать.

Однако весь следующий день Филипп только и делал, что огорчался. Ему пришлось, наконец, рассказать обо всем матери, которая, как и следовало ожидать, упала в обморок еще до конца его объяснений. Следуя совету Анджея, он все же прождал молча целых пятнадцать минут и, когда мать, наконец, ожила, заявил ей коротко и решительно, как важен для него этот переезд. Дело не во мне, — отвечала мать, громко всхлипывая. — Я ведь хочу, чтобы ты был счастлив. Но ты уверен, что тебя никто не захочет в этом деле обмануть? Ты посоветовался с юристом? Ты действительно собрался брать кредит? Или ты хочешь закончить так, как твой прадедушка, которого перед войной банк отправил по миру с сумой?

— Филипок, — сказала она, наконец, после часовых вздохов, когда поняла, что ей не отвратить сына от принятого решения. — Смени хотя бы нотариуса. Чтобы тебя эти посредники не обобрали. Они теперь все подкуплены, а двоюродный брат Крыси — известный нотариус. Он тебе поможет.

Чтобы успокоить мать, Филипп попросил Анджея заменить нотариуса. Тот чуть не обиделся на него за это, но деверь заново договорился о встрече по указанному Крысей адресу. Однако огорчения на этом не закончились. Когда на работе Филипп попытался взять у бухгалтера справку о зарплате, тот внимательно выслушал его, а потом процедил с кислым лицом:

— А вы, молодой человек, не слишком ли спешите с этой покупкой? Я читал, что в ближайшем квартале цены на жилье могут упасть на 25%. Будет кризис, как в Америке. Обратите на это внимание.

После работы Филиппу позвонил озабоченный дядя:

— Ядя мне сказала, что ты удачно продал картины, но ты хотя бы выставил этому коллекционеру счет? Побойся Бога, мальчик, ведь тебе придется заплатить за него налог. Налоговая инспекция пустит тебя по миру. Тебя даже могут посадить! Этот тип наверняка отмывает таким образом какие-нибудь грязные деньги.

Филипп старательно отгонял в сторону нехорошие мысли. Ведь Анджей сказал, что все будет хорошо. Завтра он пойдет с ним в банк. Послезавтра подпишет договор. Самое позднее через два месяца станет владельцем квартиры, аквариума и петушка несравненной расцветки. Он взял кисть, лежавшую в комнате без дела уже шесть недель. Сегодня он к ней вернется; нарисует рыбку так, чтобы в картине уместилось обещание новой жизни; начертит траекторию своего взгляда, который направит петушка прямо к нему, обозначит также отражение собственной руки, которая будет преданно кормить рыбку.

Он выдавил из тюбика фиолетовую краску, чтобы смешать ее с кармином, но тут зазвонил телефон. На этот раз это был финансовый советник, рекомендованный посредником. Он предлагал помощь в получении кредита. Привлеченный его приятным, уверенным голосом, Филипп договорился о встрече с ним на следующий день, но как только положил трубку и снова стал смешивать краски, как позвонил еще один советник, рекомендованный другим посредником. Он тоже настаивал на встрече. Поскольку Филипп не любил отказывать, то договорился и с этим. Но когда после этого звонка позвонила еще дядина знакомая из Налоговой инспекции, то он перепугался, что при таком количестве встреч вынужден будет кого-то разочаровать. В этот вечер он тщетно пытался провести хотя бы одну пурпурную линию на полотне. Звонки следовали один за другим, их звуки взаимно накладывались и заглушали друг друга, как призывы торговцев на рынке. Деверь звонил, чтобы узнать, все ли в порядке, развеял ли советник его сомнения. Посредник продавца спрашивал его о самочувствии и убеждал без промедления обратиться к его советнику. Позвонил даже бухгалтер и озабоченным голосом сообщил Филиппу, что послал ему мейлом рапорт аналитического бюро с прогнозом рынка недвижимости на ближайший квартал. И хотя Филипп ценил благие намерения и доброжелательность звонивших, необходимость вежливо выслушивать их советы, держа в руке кисть, нетерпеливо ждущую встречи с полотном, наполняла его все большим раздражением. Невольно он рассердился даже на звонок Анджея, предложившего подвезти его завтра к банку.

Этот последний звонок, когда вместо радости, вызванной голосом друга, Филипп ощутил вдруг страх и неохоту, пробудил в нем новые опасения. Может быть, в результате последних событий что-то в нем безвозвратно изменилось? Он уже не был собой, он превратился в послушный голос, обещавший всем подумать, прикинуть и взвесить. А его действительное существо уносилось куда-то далеко, за эту звуковую защиту, и пряталось тем глубже, чем больше людей предлагало ему свои услуги. Засыпая этой ночью, он уже не понимал как следует, зачем вообще собрался покупать себе жилье. В полусне до него доносились приглушенные звуки: за запертой дверью мать еще долго ходила взад и вперед, издавая вздохи и стоны. Доброжелательные голоса из телефона возвращались к нему, чтобы присвоить его себе, разорвать на куски его существование, и он не был уверен, что в их истерическом гуле ему удастся сохранить свой недавний столь естественный восторг жизнью рыб. Ведь в этом ночном отплытии в сторону сна, когда из событий текущего дня должно было проявиться и выкристаллизоваться то, что в жизни важнее всего, он почувствовал, что страх перед мощью Налоговой инспекции побеждает в нем мечты о петушке. И что страх перед банком, способным «пустить его по миру», затмевает ему память о танцевальных движениях его плавников. Филипп, ослабленный соперничеством этих противостоящих сил, поддался также и меньшим страхам: перед нотариусом с той властью над словами, которой он обладал, а также перед аналитическим центром, присвоившим себе право составлять прогнозы на будущее.

— Когда же я им поддался? Когда я оказался в их власти? — шептал он себе, не приходя до конца в сознание, свернувшись калачиком на неразложенном диване. — Отступиться, выбраться... — подумал он еще раз и уснул, хотя ночью его неоднократно будили звуки воображаемых телефонов.

Утром он с трудом сполз с дивана. Беспокойно бившееся сердце давало ему знак, что необходимо что-то сделать, и одновременно из кончиков пальцев на руках и ногах в него вползал парализующий холод. Однако он покорно, боясь кого-нибудь разочаровать, сходил на все встречи и сидел молча, рассеянно слушая рассуждения о процентах и сроках выплат.

Он немного пришел в себя, когда услышал приговор:

— Тридцать лет.

— Что, простите?

— Такова ваша кредитоспособность.

Он кивнул головой. «Ну что ж, пока еще не поздно…» Когда пришел Анджей, он смущенно сказал ему:

— Я хочу выйти из игры.

Анджей долго смотрел на него без слов и, наконец, пожал плечами:

— Делай, как знаешь. Это твое решение.

— А деверь? А посредник? Завтрашний нотариус?

Спокойный голос друга придал ему бодрости:

— Я все отменю, все всем объясню. Отдыхай пока. Напьемся чаю.

Завируха последних недель внезапно прекратилась. После ухода Анджея Филипп еще посидел немного, слегка затуманенный, удивленный тем, что все прошло так гладко. Он выбрался из ловушки в последнюю минуту, спас себя. Только вот петушок, которого он хотел приобрести, только его жаль, а остальное... А, может быть... — блеснула у него мысль, и он даже подскочил, оживленный надеждой — может, теперь мать поймет, наконец, силу его желания, может быть, почти потеряв сына, решится на аквариум!

 Взволнованный, он подбежал к шкафу. Ну, уж теперь он поборется за свое, купит аквариум, рыбок, отдаст матери остаток денег, лишь бы только она его поняла, думал он, перекладывая полотна, тряпки и запасы красок, накопившиеся на дне шкафа. Но купить требуется немедленно, для чего он ждал так долго? Нужно было сразу же, как только он получил деньги... Он замер. В грязном мешке с кистями, куда он засунул банкноты девять недель назад, ничего не было. Кусочки засохшей краски и отдельные твердые волоски от кистей. Он пошарил вокруг. Выбросил все со дна шкафа. Кипа потертых или слишком тесных брюк, расклеившиеся кроссовки, пожелтевшие по краям стопки школьных тетрадей, перевязанные шнурком. Он заглянул в ящики, под диван и за батарею. Деньги исчезли. Мать возмутилась, когда он, почти крича, вопросил, не она ли их забрала. Она только бросила ему в ответ вполголоса, как бы с торжеством в голосе:

— Спроси лучше у своего друга.

Анджей. Ну, конечно. Ведь он может найти решение любой проблемы. Все-таки мать понимает, что для него полезно. Именно Анджей ему сейчас нужен.

Анджей не ответил на звонок. Наверное, он ходит сейчас по его делам, отменяет встречи у посредников и нотариуса. Выключил телефон, чтобы не мешал. Наверное, он сам ему сейчас позвонит. Через час Филипп повторил попытку. Позвонил даже деверю. «Абонент временно недоступен». От волнения он не мог уже усидеть дома. Надел куртку и выбежал на улицу. Жаль, что Анджей так и не пригласил его к себе. В таких ситуациях хорошо иметь, к кому бы обратиться. Даже своего агентства так ему и не показал. Филипп робел в подобных «официальных» местах, а Анджей всегда заботился о его самочувствии. Только такой ситуации он не предусмотрел. Филипп бегал по улицам, не зная, что делать. Как успокоиться, где переждать время, отделяющее его от звонка друга? Ведь помощь от Анджея вскоре придет. Они пойдут вместе в полицию и, несмотря на отсутствие фактуры, наверняка смогут убедить власть в том, что украденные деньги Филипп заработал честным путем.

 В этих горячечных размышлениях Филипп нечаянно добрел до стен своей старой начальной школы. Запыхавшись, он присел на лавочку перед школой. Из порядочно поношенного здания время от времени выбегали группки детей. Одна из них пробежала мимо него и направилась вдоль старой стены, испещренной граффити, в ту сторону, где когда-то стоял барак с лавкой, где продавались аквариумы. Барак давно уже разобрали и вывезли, а продавец наверняка уже был на пенсии, если не умер. Рыб, аквариумы и другой инвентарь теперь покупали в большом зоомагазине в торговом центре, построенном недавно на месте бывшего рынка. «Зоомагазин!» Филипп сорвался с лавки, ослепленный этой идеей. «Вот там можно все переждать! Только водный мир может ему теперь помочь в успокоении нервов. Только достойные и спокойные движения плавников, возле которых можно успокоиться и набраться терпения. Кто знает? Может быть, что-нибудь ему припомнится и, когда позвонит Анджей, выяснится, что все это ошибка, что он сам засунул деньги куда-то, спрятал в каком-то надежном тайнике, существование которого выпало из его памяти в сутолоке разных дел.

Он попал в торговый центр почти на ощупь. Видел все как сквозь туман. Электрические и неоновые вывески магазинов, искусственные деревца и растения в больших кадках, наполненных искусственными камнями — все это создавало большой тоннель размытых цветов и красок, ведущий прямиком в зоомагазин. А потом: дрейфующие на перифериях зрения клетки с кроликами, измазанные блестящей змеиной чешуей террариумы, приглушенный писк попугаев и, наконец... аквариум. Наполовину присев на корточки, наполовину стоя на коленях, Филипп оперся головой о стекло и почувствовал облечение, как если бы плывущий сверху зелено-голубой свет исходил от Милости, а не от лампочек. Но через пару минут он снова почувствовал беспокойство. Что-то было не так. Рыбы не плавали, как обычно, по аквариуму, наблюдая мир со спокойным достоинством. Они нервно подскакивали к поверхности, a потом отпрыгивали зигзагом назад, так что вся вода дрожала в неровном ритме. Минуту спустя он сориентировался, что происходит. Было время кормежки. Со своей позиции у стекла Филипп видел вверху человеческую руку, сыпавшую в воду гранулы неопределенного цвета. Их столкновение с водной поверхностью повергало рыб в безумие. Они стрелой летели вверх, не заботясь о том, что по дороге могут столкнуться с другими, а если какая-то рыбка опаздывала в этой гонке, и доступ к корму ей преграждали более быстрые тела других рыб, то она в бешенстве кусала их за чешуйки и трепещущие от спешки плавники. Филипп наблюдал за этой сценой с изумлением. Неужели это те самые существа, которые с детства вызывали его восторг? Хорошо ли он видит? Не помешалось ли у него в голове? Ему хотелось сказать рыбам: «Спокойно, здесь хватит корма на всех». Он хотел показать им отдельные гранулки, которые избежали жадных пастей и лениво опускались на дно аквариума. Хотел удержать щедрую руку, которая была причиной этого безумия. Но рука не переставала сыпать, а изобилие корма вовсе не изменяло поведения рыб. Их безумные гонки возобновлялись при каждой новой порции. Это не может продолжаться вечно, в конце концов, они должны же устать. Филипп почувствовал, как его самого охватывает усталость, и подумал, что, может быть, никто не будет на него в обиде, если он вздремнет как раз тут, прижав голову к аквариуму. Когда он проснется, возможно, все придет в норму. Ведь когда-нибудь они же должны почувствовать себя сытыми. Рука бросит им корм, но гранулки тут же поплывут на дно нетронутыми, а рыбы с ощущением полного покоя и удовольствия будут терпеливо проскальзывать мимо. Ведь когда-нибудь должны же они насытиться. Тогда они снова займутся медленным преодолением водного пространства, собственным торжественным движением, о красоте которого они могут только догадываться.

Перевод Анатолия Нехая