Отшельник

ОТШЕЛЬНИК

(Из рассказов попутчика)

Завод сантехнического оборудования был приватизирован и вымирал. Закрывались цеха, из них вывозили и распродавали оборудование. Освободившиеся площади сдавали в аренду малым предприятиям типа нашего ООО, в которое удалось устроиться после выхода в отставку.

Исправно, бесперебойно и круглосуточно трудилось только литейное производство, где в электроплавильных печах постоянно пополнявшиеся горы алюминиевого металлолома превращались в высокопробный алюминий и, в виде стандартных отливок – «чушек», вывозились с завода.

Въезд в «литейку» охранял милицейский пост, пропускавший внутрь только машины с металлоломом.

Рабочих, занимавшихся сортировкой и подготовкой лома к литью, привозили организованно, в автобусах.

* * *

В мае закрыли заводскую столовую. Моё меню, как и у большинства слесарей - авторемонтников нашей бригады, сократилось до нескольких домашних бутербродов, запиваемых чаем или кофе из термоса.

Металлический стол, бесхозно стоявший в углу цеха, застелили старой клеёнкой из закрывшейся столовой, и он превратился в обеденный.

На нём до конца перерыва играли в домино на выбывание, убрав остатки еды и хлебные крошки.

Я не попал в первую четвёрку игроков, вышел на улицу и удобно устроился на облезлой, бывшей когда-то садовой, скамейке между корпусами нашего цеха и литейного.

* * *

- Не куришь?

- Нет, - ответил я и открыл прикрытые от яркого майского солнца глаза.

Перед скамейкой стоял незнакомый рабочий в старомодной кепке, сшитой из восьми клиньев с пуговкой наверху, в расстёгнутом старом ватнике и стираной – перестиранной робе. 

- После десяти лет жизни отшельником в тайге не переношу табачный дым, выхлопные газы и суету большого города.  Слава Богу, терпеть осталось не долго - доматываю последний месяц принудиловки на разборке металлолома в вашей литейке.

- Нас привозят и увозят на ментовском автобусе, - добавил он, опускаясь на скамейку. 

- ??? - зароились у меня вопросы, которые так и не задал.    

Несколько минут молчали, потом сосед по скамейке заговорил снова, и я на несколько недель обеденных перерывов превратился во внимательного слушателя.

Услышанную историю попытаюсь пересказать. 

Глава первая

В школе он был скорее троечником, чем «хорошистом», потому, заглянув в аттестат зрелости, отец предложил:

- Илья, в институт всё равно не поступишь, так что подавай документы в ПТУ. 

* * *

  В ПТУ ему понравилось. Во-первых, обучался конкретному делу, во-вторых, получил востребованную на любом промышленном предприятии хорошо оплачиваемую профессию слесаря-наладчика металлообрабатывающего оборудования, в том числе станков с ЧПУ.

Производственную практику проходил в крупном приборостроительном объединении «Вымпел».  Туда и направили после обучения.

Работа понравилась, начал привыкать к коллективу, но получил повестку из военкомата о призыве в армию.

Повезло попасть в танковые войска, где служба прошла в ремонтных мастерских почти по специальности. Демобилизовался в звании сержанта и возвратился на работу в объединение.

Родители советовали пойти на подготовительные курсы и поступить в Индустриальный институт, но судьба распорядилась иначе.

* * *

Её звали Люба. Направленная в объединение после института по распределению, она работала плановиком-экономистом.

Люба была стройна, привлекательна и улыбчива. Илья мечтал о встрече с ней, но не мог найти повода для знакомства, пока не оказался рядом на первомайской демонстрации.

* * *

Радио-громкоговорители на всю округу вещали: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», выкрикивали партийные лозунги, в перерывах между ними включая весёлые маршевые песни. Люди в праздничных колоннах пританцовывали в такт мелодиям и подпевали. Возникало чувство единения, хотелось со всеми дружить и всех обнять.

Играли очередную бравурную мелодию, когда пальцы Ильи случайно коснулись Любиных, и по ним словно пробежал ток.  Её удивлённые карие глаза оказались рядом, а ладошка попала в его ладонь.

На одном из перекрёстков они вышли из колонны, до вечера гуляли по кумачово - нарядному городу и не могли наговориться.

С того дня почти не расставались.

* * *

В середине декабря был достроен заводской кооперативный дом, и Любе вручили ордер на однокомнатную квартиру, которую обустраивали вдвоём.

* * *

Вечером тридцать первого декабря, поздравив родителей с наступающим Новым годом и пообещав вернуться в следующем, Илья помчался к своей Любови, и длинные новогодние праздники они наслаждались друг другом, почти не выходя из дома.

* * *

Через год зарегистрировали брак и сыграли свадьбу, на которую из далёкой Архангельской области приезжали Любины родители.

На третьем году семейной жизни у них родилась девочка.

И Любина, и его бабушка были Наталиями, и малышка единогласно была названа Наташей.

* * *

Через семь лет дочь стала маленькой красавицей, не была избалована и восхищала не только родственников. 

Готовились пойти в первый класс. Наташу на всё лето, последнее перед школой, отвезли на дачу к бабушке.

В выходные хотели навестить их, но случилось то, чего не исправить и не искупить.

* * *

Объединение «Вымпел» состояло из головной организации и нескольких производственных площадок в разных концах города. Илья часто бывал на них, выполняя задания по ремонту и наладке оборудования.

* * *

  В тот день он быстро справился с работой и на обратном пути решил заехать домой пообедать.

Когда вошел в квартиру, насторожился, услышав шум воды, доносившийся из ванной комнаты. Хотел открыть дверь, но та была заперта изнутри. За ней были слышны голоса, говорившие опасливым полушепотом.

С мыслью, что в квартире воры, Илья взял из кладовки топор и с криком: «Кто там, выходи!», отжал дверь.

* * *

В ванной стояли голые, дрожавшие от страха его жена и незнакомец восточного типа.

Илью затрясло как от озноба, его прошиб холодный пот, руки сначала онемели, потом начали крушить топором всё подряд, не обращая внимания на кровь и ужас происходящего.

Когда всё стихло, он в полубреду позвонил отцу на работу, сообщил о случившемся, попросил ничего не говорить дочери, вызвал милицию и потерял сознание.

Глава вторая

  Суд приговорил Илью к пяти годам лишения свободы по статье 107 Уголовного кодекса РФ «Убийство в состоянии аффекта двух и более лиц».

Через адвоката он передал записку родителям, что при первой возможности пришлёт письмо, но не на домашний адрес, а на почтовое отделение «до востребования».

* * *

За два месяца этапов и пересылок Илья, потерявший интерес к жизни, из компанейского парня превратился в угрюмого и агрессивного заключенного.

* * *

Местом постоянной «прописки» для него стала ИТК-2 Томской области. На сотни километров вокруг глухая тайга. До Томска около трёх тысяч километров.

Он знал, что новичка, впервые попавшего в колонию, будут проверять на знание правил и традиций, потому во время длинных и долгих этапов в доверительных беседах с бывалыми зеками старался усвоить тюремные обычаи, чтобы не стать казачком, а то и опущенным.

Нужно было вынести все истязания «прописки» и не попасть впросак, отвечая на вопросы.

Например, если спросят: «Мать продашь или в задницу дашь?», полагалось ответить: «Задница не даётся, мать не продаётся». «Что будешь есть – мыло со стола или хлеб с параши?» Ответ: «Стол не мыльница, параша – не хлебница». И еще много подобных вопросов и команд на выполнение.

Если поступила команда «Сядь!», то нельзя садиться даже на пол. Надо сесть на корточки.

Илья справился с испытаниями, но, когда на него замахнулись табуреткой, не сдержался, выхватил её из рук истязателя и начал крушить всё вокруг.

«Прописка» закончилась пятью сутками ШИЗО и кличкой «Дикий».

* * *

Когда возвратился из карцера, сообщил свой адрес родителям и ждал ответа.

Отец написал, что Наташе сказали, будто мама и папа погибли в автокатастрофе. Они оформили попечительство над внучкой, перевезли её к себе, чтобы оградить от слухов, и планируют переселиться в другой город.

Письма приходили нечасто, но регулярно. Из письма, пришедшего на третьем году срока, Илья узнал, что они вместе с внучкой Наташей переехали в Краснодар, удачно обменяв свою «двушку» на трёхкомнатную, куда и нужно писать, но также «до востребования».

* * *

Специальность, полученная в ПТУ, помогла выжить. Первый год срока он отработал на лесоповале. Остальные годы слесарничал и ремонтировал сильно изношенное оборудование во внутри-зонном ремонтном цехе и на местном фанерном комбинате, расположенном на левом берегу реки Кети, притока Оби.

На поточных линиях комбината изготавливались все виды фанеры, кроме авиационной, для которой нужен лёгкий и прочный берёзовый шпон. Берёзы в этих краях встречаются редко.

Цех по производству бакелитовой, ламинированной и облицовочной фанеры бетонным торцом, не ограждённым забором, выходил к излучине реки. На его глухой торцовой стене было лишь несколько высоко расположенных небольших зарешеченных окон в туалетах и душе.

* * *

Охранники - конвоиры, один из которых постоянно дежурил в цехе, привыкли, что неразговорчивый ремонтник, в какой бы части огромного цеха ни работал, всегда вовремя возвращался на построение к обеду или концу смены.  

* * *

Тёплой летней ночью пятого года сидки, когда в слабо освещенном дежурным светом бараке были слышны только сонные храпы и сопение, чутко спавший Илья почувствовал толчок в плечо.

Зек с соседней шконки жестом подозвал его к себе и прошептал почти в ухо:

- Я слышал, что завтра в карточной игре один из проигравшихся воров ставит тебя на кон и, если снова проиграет, обязательно опустит, несмотря на погоняло «Дикий». Если не удастся опустить, то пришьёт. У тебя катушки на размотке, так что решай сам.

Илья понял, что выход один – «идти на траву», как говорят на зоне. Реально это возможно только с территории фанерного комбината, куда его утром и должны доставить для контрольного испытания калибровочного станка и пресса горячего прессования линии облицовочной фанеры, остановленной накануне для ППР (планово-предупредительного ремонта).

Ночь прошла почти без сна, но решение было принято

* * *

Наутро рабочая бригада, в которую вошел и Илья, была отконвоирована в цех и после инструктажа ровно в восемь приступила к работе.

В гуле и грохоте работающих линий Илья, как обычно, получил в инструментальной кладовой деревянный переносной ящик с необходимым набором инструментов, попросил добавить плоскогубцы и большой молоток, почти кувалду.

Машинально сунув плоскогубцы в карман, он направился к огромному калибровочному станку. На нём стволы деревьев обтачивают до гладкого цилиндра нужного диаметра, удаляя сучки и кору, режут на чурки одинаковой длины и отправляют в ванну с горячей водой, чтобы древесина пропиталась влагой перед лущением на шпон.

Илья сделал вид, что проверяет качество заточки ножей, ненадолго задержался возле изготавливающего шпон лущильного станка, прошел мимо раскройного, камеры сушки, в которой вертикально подвешенные листы шпона высушиваются, и скрылся за прессом горячего прессования.

Там прихватил оставленную накануне электриками лестницу – стремянку, поспешил к туалету и, войдя, установил у наружной стены.

Верх стремянки пришелся на середину створки окна размером с большую форточку. Поворотной ручки на створке не было. Её ставили на место при генеральных уборках и только в присутствии охранника.

* * *

Илья встал на нижнюю ступеньку, поставил ящик с инструментами на площадку вверху лестницы, с гулко бьющимся сердцем поднялся к окну, среди гаечных ключей и отвёрток нашёл изогнутый инструментальный ключ квадратного сечения нужного размера, вставил в замочное отверстие, повернул и попробовал открыть створку. Не поддалась. Тогда большой отвёрткой отжал её, открыл настежь и попытался выломать решетку разводным гаечным ключом. 

Опять не получилось, но обнаружилось слабое место в заделке, по которому ударил молотком изо всей силы. Еще, и еще раз!

И решетка со звоном полетела вниз!

* * *

Илья выглянул из окна и внимательно осмотрел каждый бугорок и кустик.

Убедившись, что внизу ни души, только сосны да ели, опустился на несколько ступеней, спиной и руками упёрся в стремянку, перебирая по стене, поднял ноги до уровня окна, высунул их наружу и, оттолкнувшись, полетел вниз.

Не задев фундаментного выступа, он упал ничком на мягкую хвойную лесную подстилку, мгновение лежал неподвижно, озираясь по сторонам, потом, как сильно сжатая и внезапно отпущенная пружина, вскочил на ноги и помчался к реке.

Молнией мелькнула мысль: «Если туалет до обеда никому не понадобится, искать его начнут после часа дня и, скорее всего, вниз по течению, в сторону «цивилизации». Значит, бежать нужно против течения».

Глава третья

Илья мчался то вдоль берега, то, чтобы сбить со следа собак, по мелководью.

Когда его «гады» пропитались водой и стали неподъёмными, поднялся на высокий берег к зарослям кедрового подлеска, углубился в лес и пошел быстрым шагом, местами перелезая через бурелом. Где была возможность, переходил на бег.

* * *

Лишившись часов на одной из пересылок, давно привыкший определять время по распорядку зоны и ощущениям желудка, он понимал, что обед прошел, до ужина далеко, но, чтобы уйти как можно дальше, нужно остановиться и немного отдохнуть.

Илья набрал кучу валежника и только успел залезть под неё, как услышал гул вертолёта, кружившего над рекой и прибрежной тайгой.

Когда гул приближался и превращался в грохот, он сжимался в комок и старался не шевелиться.

* * *

Вечерние сумерки стали сгущаться, и вертолёт улетел. Илья некоторое время лежал, вслушиваясь в тишину, осторожно выбрался из укрытия и решил идти краем леса.  

Луна, повисшая над рекой, помогала ориентироваться, и он, пока мог, шел, иногда спускаясь к воде, чтобы утолить жажду. 

Ночевал под огромной елью, укрывшись наломанными с неё ветками.   

* * *

Разбудили Илью ранние лучи солнца, пробившиеся сквозь просветы елового лапника его убежища, и острое чувство голода.

Два куска утренней пайки хлеба, припасённые со вчерашнего завтрака, оказались на месте, в кармане арестантской куртки. В другом кармане сохранился коробок спичек и не выпавшие при падении плоскогубцы – кусачки.

Хлеб хотелось съесть весь и сразу, но он бережно разделил его на четыре   равные части, решив, что будет есть не больше одного кусочка в день. Оглядевшись, обратил внимание, что спал рядом с невысокими кустиками голубики.

  Илья набивал рот крупными сочными ягодами, добавляя крошечные кусочки хлеба, пока не решил, что пора двигаться дальше.  

* * *

На второй и третий день вертолёт возвращался, расширяя территорию облёта, и он решил, что отдыхать будет днём, а идти вечером или ночью.

Четвёртый день прошел в тишине. Возможно, поиски прекратили, но в светлое время суток он, на всякий случай, отлёживался. 

* * *

Доевший последние крошки хлеба, питавшийся голубикой и изредка попадавшейся черникой, к вечеру пятого дня Илья отважился развести небольшой костерок, чтобы поджарить встречавшиеся почти на каждом шагу грибы. Вчера пробовал есть их сырыми, но не смог.

Он выкрутил из земли десяток крупных подберёзовиков и почистил. Нашел подходящего размера прутик, плоскогубцами снял кору, нанизал на него первый гриб и поджарил. Без соли подберёзовик был невкусным, но съедобным.

* * *

Тремя грибами наелся. Закопав остальные в горячую золу, чтобы съесть позже, сел на отломок разрушенной молнией сосны и задумался, задавая самому себе вопросы и пытаясь ответить на них.

- Куда идёт, где остановится и что его остановит? Если выживет, то для чего и ради кого? Может, вернуться на зону, и будь что будет? Но раз удалось бежать, значит, его жизнь для чего-то нужна…

* * *

Шестой день пути, и ни одной души, ни одного человеческого голоса!

Илья шел, скорее брёл, не теряя реку из виду, когда обонянием, обострившимся почти до звериного, почувствовал слабый запах дыма. Наконец-то!

Хотелось бежать в том направлении, но удалось только чуть ускорить шаг. На большее не хватило сил.

* * *

Вечерело. Ему казалось, что не найдёт источник запаха до темноты, когда почти наткнулся на чуть теплившиеся угли костра, рядом с которым кто-то оставил консервную банку с недоеденной говяжьей тушенкой и большой кусок хлеба.

Трясущимися голодными руками Илья схватил банку, поднёс ко рту, чтобы есть прямо из неё. Не получилось - порезал губы об острый край. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, успокоился, стал выковыривать мясо указательным пальцем и ел его с хлебом, наслаждаясь почти забытым вкусом тушенки.

* * *

В чистую, словно в ней ничего не было, банку он вложил остаток хлеба, спрятал в карман и стал устраивать ночлег рядом с погасшим костром. Кто здесь был? Почему ушел, не доев? Кого испугался?

На крики: «Ау! Кто ты? Отзовись!», отвечало гулкое повторявшееся и затихавшее вдали эхо.

* * *

Утром следующего дня Илья спустился к реке и, впервые за время пути, пил воду не согнутой в ковшик ладошкой, а из консервной банки, вдыхая сохранившийся мясной аромат и заедая остатками хлеба.

* * *

И он пошел вдоль берега в надежде, что вскоре встретится с людьми, пусть даже они сдадут его властям.

Когда усталость, ставшая привычной, дала команду на отдых, слабый ветерок снова принёс запах дыма. И повторилось вчерашнее: почти полная банка тушенки, хлеб и надежда на чудо.

* * *

За несколько десятков метров до костра Илья пересёк чуть заметную тропинку, уходящую вглубь леса. Готовый к любой встрече, пусть и со зверем, он с гулко бьющимся сердцем быстро поел, засыпал землёй посверкивающие искорками остатки костра, возвратился к тропе и пошел по ней.

Шел долго. Когда солнце, близкое к закату, высветило среди сосен небольшой домик, Илья хотел бежать к нему, но удалось только ускорить шаг.

* * *

Похоже, он набрёл на охотничью зимовку. Входная дверь закрыта на щеколду, в которую вместо навесного замка вставлен поржавевший болт, соединённый тонким кожаным ремешком с дверной ручкой. И никого рядом.

Илья вытащил болт, оставил висеть на ручке и открыл дверь. В слабом свете, проникавшем через дверной проём и небольшое окошко, видны были две широкие лавки вдоль стен и узкий стол между ними.

Не успев ничего толком рассмотреть, он лёг на одну из лавок и забылся в глубоком сне...

Окончание следует