Заложник

Вадиму приказали выйти из машины, упёрлись стволом автомата в спину и велели стоять спокойно. Он услышал звук отпираемого замка и скрип открываемой двери, затем его заставили низко нагнуться и куда-то втолкнули. Он упал и услышал, что дверь снова заперли. С его головы сняли мешок и развязали верёвку, туго стягивавшую руки.

  «Значит, не только я попал в эту переделку», - подумал Вадим и поднялся, потирая ушибленное при падении плечо. Рядом с ним стояли двое. Один из них, восточного типа, сказал, что он грузин и зовут его Георгием. Вадим вспомнил, что видел его в Грозном, где тот торговал на рынке трикотажем. Второй назвался Василием. Он был бухгалтером из Воронежской строительной организации, приехавший в краткосрочную командировку для оформления очередного бухгалтерского отчёта. Быстро темнело. Вадим успел рассмотреть, что они находятся в пещере, вырубленной в скале, но, возможно, и возникшей естественным образом.

  Пещера была шириной метра два и углублялась в скалу на три метра. Вход на всю ширину и высоту закрыт решеткой из стального прутка квадратного сечения. Из такого прутка делают ограды городских садов и оградки могил на кладбищах. Низкая узкая дверь из такого же прутка. Вероятно, когда-то в эту пещеру загоняли заблудившихся овец, чтобы потом присоединить их к стаду. Куполообразный свод в центре высотой около двух метров. Там можно было выпрямиться во весь рост. В дальнем углу стояло большое ведро с крышкой, очевидно, для отправления естественных нужд.

  Стало совсем темно.  Улеглись на неровный, бугристый, покрытый соломой пол. Похолодало. Они подвинулись друг к другу плотнее, чтобы не замёрзнуть. Сразу договорились, что кто проснётся от холода, ложится в середину, стараясь не разбудить других. Вадим попросил товарищей рассказать, когда и каким образом они попали в эту пещеру.

  Василий, успевший зарасти щетиной, был схвачен, когда пошел опустить письмо в почтовый ящик. Три дня и три ночи он пробыл в одиночестве. Сказали, что, пока не получат за него выкуп, будет сидеть здесь. Георгия позавчера привезли сюда за долги перед оптовиками. Чтобы отсрочить время расправы, он сказал чеченцам, что долг за него обязательно отдадут родственники. Близких родственников у него не было, а остальные помочь ничем не могли.

  У Вадима всё началось с неожиданного предложения от руководства строительной компании, в которой он работал бригадиром электромонтажников, поехать на несколько месяцев в Грозный, где восстанавливались и строились жилые кварталы, разрушенные в ходе последней войны. Заработок обещали не менее одной тысячи долларов и, в дополнение к ним, командировочные. Деньги были нужны, родственники не возражали, и Вадим согласился. Заместитель директора по персоналу собрал команду, отправляемую в Чечню, и объявил:

  - Мы гарантируем вам обещанный заработок и безопасность на территории стройки. Вне зоны строительства обеспечить безопасность не сможем. Это будут ваши риски. В город старайтесь выходить группой не менее трёх человек. Кого не устраивают эти условия, могут отказаться от командировки.

  Прошло две недели со дня приезда в Грозный. День рождения Вадима попал на выходной, и он пригласил троих бригадиров - строителей отметить его обедом в ближнем кафе. Вадим взял с собой привезённые из дома две бутылки водки, к ним добавили пива. Посидели неплохо. Его гости вышли на улицу перекурить, а он остался, чтобы рассчитаться с официантом.

  Подошли двое чеченцев и велели идти с ними. Когда Вадим вскочил, готовый бежать, почувствовал, что вставшие к нему вплотную чеченцы с двух сторон приставили к его бокам пистолеты. Вышли через служебный вход во внутренний двор, и подошли к стоявшей там машине.

  Вадима крепко схватили за руки, надели на голову мешок из плотной ткани, руки велели сложить вместе и связали верёвкой. Он почувствовал сильный удар в солнечное сплетение, согнулся, и его затолкали на заднее сиденье. На попытку задать вопрос, получил удар в бок. Ехали долго, неизвестно куда и молча.

  И вот эта пещера. Первая ночь прошла в тяжелом забытьи. Утром пришли два чеченца с автоматами за спиной. Они принесли большой медный кувшин воды с узким высоким  носиком, чайник с тёплым чаем и три куска хлеба. На пол поставили три алюминиевых кружки с одним кусочком сахара в каждой.

  Поочерёдно поливая друг другу на руки, узники умылись, попили сладковатого чая с хлебом, после чего молчаливые чеченцы всё забрали и закрыли дверь на замок. Вадим потребовал встречи с их командиром. Они, молча, кивнули и удалились.

  Чтобы не сидеть без дела, Вадим попробовал расшатать решетку, но она была намертво вмурована в скалу. Если удастся расшатать или сломать хоть один пруток, можно было бы попытаться протиснуться в увеличившееся пространство и выбраться наружу. Упёршись одной ногой в стену пещеры, попробовал согнуть пруток. Не получилось.

  - Я уже пытался это сделать. Ничего не вышло - сказал Георгий.

Вадим проверил на прочность каждый пруток. Ни один не поддался.

  Подъехала машина. Дверь открыли. Чеченцев было трое. Когда обращались друг к другу, они не называли имён и званий, но, похоже, один из них был командиром.

  - Вы будете сидеть здесь, пока не получим выкуп за каждого. Содержать вас за наш счет не собираемся. Бежать отсюда не сможете. Если сбежите, от нас никуда не денетесь. Каждой такой пойманной собаке мы отрежем голову как тупому барану. Чем скорее придут деньги, тем раньше вас выпустим. Через месяц, если деньги не придут, каждый день вам, шакалам, будем отрубать по одному пальцу на ваших поганых руках, - с сильным восточным акцентом сказал командир чеченцев и обратился к Вадиму:

  - Те, двое, свои данные сообщили, теперь твоя очередь. Мне нужен твой домашний адрес, состав семьи, место работы в России и номера телефонов.

  - Семьи у меня нет, я детдомовец. И телефона дома тоже нет.

Вадим был уверен, что хозяева строительной фирмы не станут выкупать его у чеченцев, но всё-таки продиктовал им адрес и телефон бухгалтерии. Старший чеченец достал блокнот и ручку, заставил всё повторить и записал.

  Положив блокнот и ручку в карман, он что-то сказал, и один из чеченцев так ткнул Вадима прикладом автомата в грудь, что тот упал.

  - Я знаю, что ты врёшь, собака. Мы всё равно всё узнаем через твой отдел кадров.

Чеченцы сели в машину и уехали. Похоже, их пещера была вдали от населённых пунктов.

 На обед принесли кастрюлю похлёбки из кусочков теста на мясном бульоне, хлеб и выдали по алюминиевой ложке. После обеда всё забрали.

  Узники не знали, в какую сумму оценили их головы. Василий, считая себя ценным для фирмы специалистом, не сомневался, что его выкупят, и был спокоен. Георгий сверкал искрами черных кавказских глаз, сжимал и разжимал кулаки, вскакивал, бегал по пещере и опять садился. Вадим продолжил исследование пещеры, обдумывая самые невероятные планы побега. Нашел острый осколок скалы и отметил чертой на стене первый день заключения.

  Ужин ничем не отличался от завтрака, кроме того, что приказали вынести ведро со всем его содержимым. Георгий категорически отказался, а Вадим охотно согласился. Один чеченец передёрнул затвор автомата и остался у входа, второй, направив автомат в спину Вадима, повёл его к расположенным не очень далеко кустам. Пока шли, Вадим внимательно вглядывался в окрестности, стараясь запомнить все мелочи.

  Тропа, по которой они шли, вела, возможно, в ущелье. Откуда-то издалёка слышался слабый шум речки или ручья. За его спиной была гора с их пещерой, подножие её угадывалось где-то внизу. Перед ним была гора, за которую скоро опустится солнце. Слева и справа тоже горы. И ни одного дымка, ничего, что напоминало бы о присутствии человека.

  Следующие два дня ничем не отличались от первого. Вадим, не умевший сидеть сложа руки, исходил пещеру вдоль и поперёк, пальцами прощупал весь пол, надеясь найти хотя бы гвоздь, чтобы только чем-то себя занять.

  Накануне он предложил товарищам потребовать чайные ложки, чтобы размешивать сахар в чае. Им принесли, но одну на троих. Ложка была из нержавеющей стали, больше обычной, чайной. «Десертная», решил Вадим.

  Дождавшись, когда чеченцы ушли, он взял ложку и ребром её ручки стал тереть по прутку в надежде когда-нибудь его перерезать, но больше, чтобы отвлечь себя от мыслей о безвыходности их положения. Чеченцы, которые не оставляли у них ничего, даже алюминиевых ложек, о чайной ложке забыли.

  Теперь он каждый день до изнеможения работал, пока ложка не нагревалась от трения так, что жгла руку. Сначала она оставляла на прутке только блестящий след на ржавчине, потом, как ему показалось, можно было рассмотреть уже царапину. Георгий и Василий, молча, смотрели на него, иногда крутя пальцами у виска.

 Через некоторое время от нечего делать присоединился Георгий. Чтобы не обжигать руку, он оторвал кусок ткани от полы своей рубашки и обмотал им ложку. Иногда к их, бесполезной, по его мнению, работе подключался и Василий.

  Дни текли, похожие один на другой, отличавшиеся только количеством черточек, отмеченных Вадимом.  В одну из ночей однообразие нарушила гроза. Раскаты грома в пещере были такими громкими, что закладывало уши. Молнии, казалось, только случайно не залетали внутрь. Пещера, заливаемая дождём, то освещалась на всю глубину, то погружалась в полную темноту. В эту ночь они не спали.

  Нацарапав седьмую черточку, Вадим решил присмотреться к результатам своих трудов при дневном свете. След от ребра ложки превратился в пока не глубокий, может быть миллиметровый, паз, но появилась надежда, и он с новой энергией принялся за работу.

 Через две недели со дня заключения командир чеченцев объявил Василию, что за него внесена половина выкупа и что ему улучшат питание, добавив к чаю еще кубик сахара и по десять граммов масла на хлеб. На Вадима и Георгия он посмотрел, как на пустое место.

  - А вы, похоже, никому не нужны. Скоро будем резать вам головы - сказал чеченец и ушел с презрительно ухмылявшимися подчинёнными.

Еще через неделю пруток был перерезан почти наполовину, но пока не сгибался и не ломался. Вадим чувствовал, что свобода близка. Георгий, поверивший в реальность идеи, стал подключаться чаще. Начали экономить на хлебе, половину откладывая в дорогу. Василий отдавал и половину своего масла, хотя к тому времени очень ослаб и почти не поднимался.

  Вадим нацарапал двадцать восьмую черточку, когда стало ясно, что они смогут выломать пруток и выбраться наружу.  Он собрал сэкономленные припасы в свою майку и завязал её так, чтобы ничего не выпало. Когда совсем стемнело, они с Георгием начали вдвоём раскачивать пруток и, когда казалось, уже не было сил, тот сломался.

  Им удалось отогнуть его так, чтобы можно было пролезть. Они взяли узелок с хлебом и протиснулись между прутьями решетки. Свобода!

  Василий отказался идти с ними, веря, что скоро чеченцы, получив остаток залога, отпустят его. Вадим и Георгий, с сожалением, понимая, что видят его в последний раз, простились с Василием и побежали по тропе вниз. Вскоре Вадим остановился.

  - Я, когда выносил парашу, слышал доносившееся снизу журчание воды. Даже если это ручей, он приведёт нас к людям. Мы пойдём по воде, чтобы сбить со следа погоню, если та будет с собаками.

Теперь они бежали не сломя голову, а осознанно, прислушиваясь к слабому журчанию воды и держа туда направление. Заросли по обеим сторонам тропы сгущались, и это было им на руку.

  Вот и подножие горы, и долгожданный ручей. Припав к ручью и набирая в ладони воду, жадно пили, потом охладили разгоряченные лица и смочили шею и грудь.

  Вадим, когда вставал на колени у ручья, заметил, что порвал штанину почти до колена, пролезая между прутьями, и расцарапал голень, которая кровоточила. Боль почувствовал, когда вода попала на царапину.

  Отдышавшись после бега, пошли быстрым шагом по холодной воде ручья. Бежать мешали часто попадавшиеся довольно крупные осклизлые камни.

  Стало светать. Вадим на ходу высматривал места для дневной лёжки. Они решили двигаться ночью, а днём отлёживаться где-нибудь в глухом и малодоступном месте.

  На исходе второй ночи их настигла гроза с сильным ветром и ливнем. Теперь любую пещеру на их пути они бы считали спасительной. Обрадовались, увидев расщелину с нависавшим над ней козырьком.

  Расщелина была узкая, но позволила им, стоя вплотную друг к другу, переждать непогоду. Последние крошки хлеба были съедены еще накануне.

  - Вадим, дальше идти не могу. Ботинки развалились, я иду по камням почти босиком. И сил больше нет - не сказал, а простонал Георгий.

Вадим, видя, что его напарнику не только идти, но и говорить трудно, предложил пока отдохнуть, а ночью продолжить путь не по воде, а по берегу вдоль ручья, в глубине души надеясь, что эта ночь будет последней.

  Приближалось утро, когда они услышали слева едва различимый шум дорожного движения. Хотели ускорить шаг, но не смогли. Шли в сторону шума, поддерживая друг друга. Им было всё равно, кого они встретят, своих или чеченцев, лишь бы всё закончилось.

  Вадим стал всматриваться сквозь густую листву кустарника и увидел дорогу, по которой пока никто не ехал. От кустарника до дороги метров пятьсот, дальше открытое пространство.

  Осторожно шли, продираясь сквозь кусты, не отрывая глаз от дороги. Георгий обратил внимание на большой камень рядом с дорогой со спасительной тенью за ним. Легли в тени за камнем и стали ждать.

 Сначала увидели клубы пыли, потом услышали приближавшийся рокот мощного двигателя и лязг гусениц. Вышли на обочину. По дороге ехал бронетранспортёр с сидящими на нём солдатами.

  Вадим и Георгий кричали, размахивали руками, но они даже не притормозили, обдав  клубами пыли, запахом горячего металла и выхлопными газами. В отчаянии и с обидой возвратились к своему камню.

  Когда немного успокоились, поняли, что их крики не расслышали, а останавливаться ради каких-то грязных оборванцев не сочли нужным.

  Солнце стало припекать, когда увидели автобус. За рулём был светловолосый шофёр.

  «Наверное, он русский», - решили они, выбежали на дорогу и встали на пути автобуса. Разъярённый водитель открыл дверцу, выскочил из кабины с монтировкой в руке и подошел к ним. Они были готовы упасть перед ним на колени.

  - Мы русские. Бежали из плена. Денег нет. Умоляем, довези нас куда-нибудь, где есть наши, - взмолился Вадим, поддерживая готового упасть Георгия.

  - Считайте, вам повезло. У села Харсеной есть наш блокпост. Там вас и высажу.

Вадим и Георгий вошли в автобус. Несколько женщин, сидевших в нём, и старик пересели подальше на задние сиденья.

 В почти истлевшей одежде, заросшие, грязные, в полуразвалившейся обуви они стояли у двери, держась за поручень, готовые, в случае опасности, выскочить из автобуса даже на ходу.

  На въезде в большое село остановились перед шлагбаумом. Из-за бруствера из мешков с песком, накрытых маскировочной сеткой, вышли двое солдат с автоматами, и подошли к водителю. Тот им что-то говорил, показывая рукой на оборванцев.

  Дверь автобуса открылась. Вадим и Георгий вышли и обессилено опустились на землю. Они думали, что когда увидят своих, будут прыгать от счастья и кричать от радости, но у них не было сил даже поблагодарить водителя.

  Тем временем один солдат побежал к стоявшему невдалеке бронетранспортёру, другой отстегнул с поясного ремня флягу и передал Вадиму. И они жадно пили тепловатую воду, держа фляжку дрожащими грязными руками.

  Принесли двое носилок. Их, счастливо и, со стороны, наверное, глупо улыбавшихся, уложили на носилки и куда-то понесли.

  Вадим смотрел снизу вверх на родные и юные солдатские лица, не замечая, что слёзы катятся у него из глаз, промывая светлые дорожки на грязном, заросшем бородой лице.

Эпилог

  В службе главного инженера при крупном торгово-развлекательном комплексе появился новый электромеханик. Во время испытательного срока он работал только днём. После испытательного срока его перевели в мою смену на место недавно уволившегося.

  Вадим Павлович, которого вскоре стали называть Вадимом Палычем, а потом и просто Палычем, был старше нашего пятидесятилетнего мастера, остальные электромеханики годились ему в сыновья. Начало нашего совместного дежурства совпало с его днём рождения.

  По обычаю нашей службы каждого именинника перед началом смены поздравлял главный инженер в присутствии части коллектива, которая сменялась с дежурства и той, которая заступала. Имениннику вручали красочную открытку с пожеланиями, а если дата юбилейная, то и подарок, купленный вскладчину.

  Вадим Павлович пришел на работу в костюме и при галстуке. На левом лацкане его пиджака был прикреплён орден Мужества. Хотелось узнать, за какие заслуги получил его Палыч, но он ответил, что ему еще трудно об этом вспоминать.

  В одно из ночных дежурств, когда свободного времени было много, а спать во время дежурства категорически запрещалось, мне удалось его разговорить.

  Когда заступали на дежурство, мастер выдал бутылку списанного коньяка из числа тех спиртных напитков, что почти каждую неделю сливали в канализацию по неизвестным нам причинам. Службе главного инженера выделяли по одной, иногда две бутылки забракованных спиртных напитков для обезжиривания валков тестораскатывающих машин хлебопекарного производства.  

  В нераспечатанной бутылке, что нам выдали, плавала жирная муха. Муху мы слили в процессе обезжиривания. Оставшиеся граммов двести принесли к себе в мастерскую. Выпитые вдвоём с Палычем остатки коньяка и помогли его разговорить. Я решил начать издали.

 - Вадим Палыч, когда тебе вручили орден и за что?

  - Орден я получил в прошлом году, когда прошло почти пять лет с тех событий. Это заслуга Георгия. Он рассказал о нас знакомому журналисту, тот заинтересовался и опубликовал небольшую статью «Кавказский пленник» в одной из центральных газет. Думаю, кто-то из высших чиновников прочитал её и выдвинул меня на награждение.

Не исключаю, что руководство строительной фирмы, ознакомившись со статьёй, и, может быть, чувствуя свою косвенную вину, представило меня к награде. Кроме ордена и прилагаемых к нему документов ничего не получил. Не получил и компенсации за «вынужденный» прогул. Это не было предусмотрено трудовым договором. Лучше бы вместо ордена выделили квартиру. Я всю жизнь прожил в коммуналке на Васильевском острове и не уверен, что когда-нибудь из неё выберусь.

  И Палыч начал свой рассказ, который я слушал, затаив дыхание.

  - Вадим Павлович, мне хочется написать о твоих злоключениях и когда-нибудь опубликовать. Не знаю, получится ли у меня. А ты-то не возражаешь?

-  Да нет, только, прошу, измени имя и фамилию.

Так я и сделал десять лет спустя.