МЕРТВАЯ ПОГОДА

Сегодня с полки с книжками для детей выпал томик стихов Стаффа «Мертвая погода». Книга вышла в свет в 1946 году. Украшенная золотым колоском Мортковича, она пожелтела, хотя никто никогда ее не читал. Осторожно разрезаю страницы. Когда несколько месяцев назад я в последний раз видела Адама, у него была с собой именно эта книга. Он предложил мне прочитать  стихотворение. Пытаюсь найти его. Но в ту минуту летнего вечера я сосредоточилась на мелодии его голоса, взволнованная тем, что он читает для меня стихи другого поэта. Старого Поэта, как называл Стаффа Тадеуш Ружевич.

Адам никогда не был старым поэтом. Теперь я знаю, что он никогда им не будет. В тот летний вечер, который оказался для нас последним, он принес для меня том Роберта Лоуэлла. Второй экземпляр, который нашелся в его библиотеке. Говорил, что немного приводит книги в порядок.

Еще не время на воспоминания в меру сентиментальные, но такие, в которых удалось бы убрать себя. Сейчас - только ощущение внезапного сиротства, всплывают обрывки разговоров, перед глазами проходят отдельные картинки. Я была как бы выделена, но я знаю, что Адам находил время для многих: меньших и больших, молодых и даже вовсе неоперенных поэтов. Он читал рукописи, потоком присылаемые ему знакомыми. Последнее время он восторженно отзывался  о монументальной биографии Макса Якоба авторства Розаны Уоррен.

«Адам сказал мне когда-то, что в жизни много времени уходит на разговоры с умершими, нашими близкими, но также и с писателяии, которых уже нет»,– написал мне Дэвид Яновский, слушатель его семинаров в Чикаго. Адам разговаривал с поэтами, также и с такими, которые не были родственны ему по темпераменту (взять хотя бы склонного к эксгибиционистским признаниям, неистового и депрессивного Лоуэлла). Во время занятий в Хаустоне он рассказывал когда-то о Рильке, одержимом потребностью одиночества-для-писания. С восхищением вспоминал одного студента индусского происхождения. признававшегося: «Ох, а мне лучше всего пишется, когдa в комнате собирается вся семья».

Пытаясь найти утешение, я вспоминаю его стихотворение «Мои тетки»:

Если кто-то умирал что к несчастью
случалось и в нашей семье
мои тетки интенсивно занимались
практической стороной смерти

Теперь, когда я потихоньку начинаю предъявлять претензии Адаму, мне представляется, что сентимент он пресекает иронией,  дескать, и у нас случаются такие вещи. Иногда во время разговора его взгляд внезапно исчезал: то ли  он задумывался, то ли его внимание привлекал кто-нибудь за соседним столиком. Но при этом Адам не терял нити разговора, он был здесь, но одновременно где-то еще. Нет, не это стихотворение прочитал мне тогда Адам Загаевский. Но сейчас томик Стаффа раскрылся именно на этом стихотворении:

МЕРТВАЯ ПОГОДА

Неизменен упрямый без туч небосвод,
Безразлична погода, жестоко уныла,
Без надежд  летаргия летейских всех вод,
Небо синее в немощи мертвой застыло.

Распростерлась. как смерть, даль безмерная та,
Горизонт обходя, в сновиденьях застывший.
Будто Бог удалился в иные места,
Бросив мир, в пустоте вдруг навеки почивший.

Жизнь с собою забрал пилигрима исход,
И в пространстве следа не осталось былого.
Ну, а круг пустоты все растет и растет,
Сильный, словно потребность узреть его снова…

(Перевод Анатолия Нехая)

Фотография Константина Маслова (Краков, 2018 год)

 Источник: https://wydawnictwoproby.pl/