Радость писать

Куда бежит написанная серна через написанную рощу?
Пить из написанной пером реки,
что повторит ее, как калька?
Зачем остановилась – что-то слышит?
Вот на одолженных у правды тонких ножках
стоит, стрижет ушами под моей рукой.
Тишь – на бумаге этот слог шуршит
и чуть колышет
возникшие  из  слова «лес» кусты.

Перед прыжком на белый лист бумаги
таятся  буквы, что сложиться могут
в облавы-предложения,
во фразы, от которых не спастись.

Ведь в капельке чернил так много
охотников,  прищуривших глаза,
с пера сбежать готовых на бумагу
и серну окружить, и ружья вскинуть.

Им невдомек, что здесь еще не жизнь
Иные – черные на белом  - тут законы.
Миг будет длиться здесь  так долго, как хочу,
он  даст себя разъять  на много малых вечностей,
и в каждой  повиснет неподвижно пуля.
Вовек, коль я велю, тут ничего не станет.
Без моей воли не спадет листок,
не  сломится цветок под точкою копытца.

Так, значит,  существует мир,
в  котором я судьбу и рок являю?
И время, что вяжу я цепью знаков?
Жизнь – вечная по моему веленью?

Радость писать.

Возможность воплотить.

Мщение смертной руки.

Движение

Ты тут плачешь, а там пляшут
в капельке твоей слезы.
Там смеются, там веселье,
там не знают зол и бед.
Словно бы зеркал мерцанье.
Словно бы сиянье свеч.
Как бы залов  переходы.
То ль манжеты, то ли жест.
Шутки франта водорода.
Вертопрахи натрий, хлор.
Ферт азот средь хороводов,
и  кружащих, и плывущих,
и под куполом парящих.
Плача, ты играешь им
Eine kleine Nachtmusik.
Кто ты, миленькая маска?

Акробат

С трапеции на
На трапецию, в безмолвии под
под внезапное молчание барабана, сквозь
сквозь удивленный воздух, стремительней. Чем
чем тяжесть тела, которое вновь
вновь не успело упасть.

Один. Даже менее, чем один,
менее,  ибо увечен он, ибо ему не хватает,
ему не хватает крыльев, так не хватает,
 что это его вынуждает
порхать на беспером
на голом внимании.

Тренированно легкий,
мучительно ловко,
с исчисленным вдохновением. Видишь ли,
как собирается он для полета, знаешь ли,
как всем телом борется он
с собою, с телом своим; знаешь ли, видишь ли,
как сноровисто из формы былой он вырывается и,
чтобы поймать раскачавшийся мир,
из тела выбрасывает внезапно рожденные руки –

прекрасные руки  в единственный этот,
в этот единственный, уже пролетевший  миг.

Всякий случай

Могло случиться.

Не могло не случиться.
Случилось чуть раньше. Чуть позже.
Чуть ближе. Чуть дальше.
Случилось, но не  с тобой.

Ты уцелел, потому что был первый.
Уцелел, потому что был сзади.
Потому что один. Потому что толпа.
Потому что левей. Потому что правей.
Потому что шла ночь. Потому что шел дождь.
Потому что стояла солнечная погода.

К счастью, там оказался лес.
К счастью, ни деревца.
К счастью, крюк, тормоз, балка, дорога,
фрамуга,  вираж, миллиметр, секунда.
К счастью, там проплывала соломинка.

Вследствие, так как, однако же, вопреки.
Что было бы, если б рука, нога,
на шаг, на волос,
сложились бы обстоятельства.

Выскользнул, значит? Из-под запоздавшей секунды?
В сети была лишь одна ячея, и ты – сквозь нее?
Не могу надивиться, наволноваться.
Послушай,
как  скачет во мне твое сердце.

Allegro ma non troppo

Жизни говорю: ты чудо,
где  сыскать тебя обильней,
лягушачей, соловьиней,
муравьиней и семянней.

Все понравиться хочу ей,
показаться, подольститься.
Тороплюсь ей поклониться
с  уважением, с покорством.

На глаза попасть стараюсь,
обратить  хочу вниманье,
воспаряю от восторга,
падаю от изумленья.

Так черна эта черника!
Так певуча эта птица!
Где б узнала я все это,
если б  не жила на свете?

Жизни говорю: ну кто же,
кто  с тобой сравниться может?
Никому ж не сделать шишки
и  не лучше и не хуже.

Славлю выдумку и щедрость,
и  размах, и совершенство,
и – уже не удержаться –
чародейство, чудодейство.

Лишь  бы только не обидеть,
не задеть и не прогневать.
Добрых сто тысячелетий
умиленно улыбаюсь.

Жизнь за край листка хватаю:
вдруг услышит, вдруг заметит.
Вдруг хоть раз, хоть на мгновенье
свой извечный путь забудет.

Под одной звездой

Да простит меня случай за то, что зову его необходимостью.
Прости мне, необходимость, если все-таки я ошибаюсь.
Пусть не сердится счастье за то,  что принимаю его, как должное.
Отпустите мне, мертвые, за то, что чуть теплитесь в памяти.
Не взыщи с меня, время, за бессчётность упущенной жизни в секунду.
Прости мне, былая любовь, что новую первой считаю.
Извините, далекие войны, за букет цветов в моем доме.
Извините, открытые раны,  за то, что порезала палец.
Прости, вопиющий из бездны, за эту пластинку с сонатой.
Прости, человек на вокзале, за сладкий сон предрассветный.
Не взыщи, чуть живая надежда, за то, что порой улыбаюсь.
И вы, пустыни, простите,  что не мчусь к вам с ложкой воды.
Ты, ястреб, всегда неизменный, всегда в той же самой клетке,
всегда неподвижно сидящий, глядящий всегда в бесконечность,
прости меня, даже если ты чучело ястреба.
Да простит мне убитое дерева четыре ножки стола.
Простите, большие вопросы, за маленькие ответы.
Истина, не обращай на меня слишком пристального внимания.
Мудрость, будь ко мне снисходительна.
Тайна бытия, не взыщи, что лишь нитки из шлейфа твоего выдираю.
Пусть простит мне душа, что так редко ее ощущаю в себе.
Да простит мне всё, что я не умею быть всюду.
Да простят меня все, что я не умею быть каждым и каждой.
Знаю: покуда живу, не будет мне оправданья,
потому  что сама для себя я – помехой..
Не поставь мне в вину, язык, что беру у тебя патетические слова,
а  после тружусь, как вол, чтобы полегче казались