Позывной "Оса"

                                                                 Фронтовой разведчице СВО
                                                                        с позывным УРСУЛА посвящается

 Москва. Аэропорт Внуково. Скучаю в ожидании рейса на Питер. То рассматриваю снующих туда – сюда пассажиров, то подрёмываю. Открыв глаза, вижу направляющуюся в мою сторону высокую красивую женщину в современном армейском камуфляже. Светлые прямые волосы, не достающие до плеч, аккуратно уложены под зелёный армейский берет. Из-под приоткрытого ворота куртки видны несколько голубых полосок десантной тельняшки. Стремительной, почти мужской, походкой она приблизилась к длинному ряду металлических аэропортовых стульев, взглядом выбрала тот, что рядом со мной, сняла с плеч армейский рюкзак, аккуратно поставила на пол и села. Интересно, кто такая? Хочется удовлетворить своё любопытство, но молчу, дурак дураком, не зная с чего начать разговор. Она заговорила первой:

— Далеко летите?

— В Питер. Возвращаюсь из Волгограда, где был в гостях у друзей – фермеров.

— А я из Питера. Доехала утренним Сапсаном. Теперь буду ждать свой рейс почти до полуночи. Лечу домой, в Омск, с пересадкой в Новосибирске. Билетов на прямой рейс не было. Впервые оказалась в Петербурге, но даже погулять по нему не успела.

— Как же так?

— После контузии и ранения была на лечении в Военно-медицинской академии. В клинике нервных болезней установили точный диагноз, определились с лечением и отправили на долечивание и реабилитацию в Омск.

— Так вы с фронта?

— Да, с передовой.

— Вас мобилизовали как медработника? Или не угадал?

— А вот, и не угадали. Воевать пошла добровольно, с самого начала спецоперации, заключив контракт.

— Нужны были деньги, чтобы погасить какой-то долг?

— И опять не угадали. Пошла потому, что не могла оставаться в стороне. Таков уж мой характер.

Стало еще интереснее. Решил представиться:

— Сергей.

— По желанию любимого дедушки, которого, к сожалению, уже нет в живых, меня назвали Екатериной. Почти с самого начала войны и до победы он воевал в составе артиллерийской бригады гвардейских миномётов М13, «Катюш». Окончив краткосрочные офицерские курсы, командовал установкой, затем батареей. Победу встретил в звании подполковника, командиром дивизиона. Я для него всегда была Катюшей. Вы можете называть меня Катей.

— Спасибо. Катя, и всё же, как вы, женщина, решились пойти на фронт?

— Так распорядилась судьба, которой не смогла сопротивляться, да и не пыталась. Родители хотели сына и долго ждали его, но родилась дочь. Меня очень любили, но, как теперь понимаю, воспитывали как мальчика. Несмотря на строгость воспитания, я всегда была сорви – головой, верховодила не только девчонками, но и дворовыми мальчишками. В городском Доме пионеров записалась в стрелковый кружок и неплохо стреляла из мелкашки.   По семейной легенде мои далёкие предки были родом из запорожских казаков. Отец часто говорил, что хотел бы старость встретить на своей прародине. В начале неспокойных девяностых они задёшево купили двухкомнатную квартиру в Запорожье на улице со странным даже по советским временам названием «им. 40-летия Советской Украины». Украинского не знали и думать не думали, что придёт время, когда говорить на русском языке будет опасно. Вот уж три года как связь с ними прервалась, телефоны не отвечают, так что судьба их неизвестна. Возможно, потому и не смогла остаться в стороне от грянувших в двадцать втором году событий.  

— У вас семья есть?

— Мне сорок три года. Как без семьи? Две дочери и два сына. Старшей двадцать четыре. Окончила технологический колледж, учится в Омском техническом университете, замужем. Вторая учится в том же колледже. Старший сын скоро закончит школу. Увлекается авиамоделизмом. Младший – шестиклассник. С первого класса занимался боксом, теперь увлечен боевыми искусствами. Мой муж, их отец, был военным вертолётчиком. Погиб пять лет назад, отрабатывая полёты в горах.

— Как же они справляются без вас?

— У нас всё чётко. Каждый знает и выполняет свои обязанности. Старшие отвечают за младших и присматривают за ними, особенно старшая дочь. Да и муж её очень помогает.

— Катя, а как вас встретил фронт?

— На фронт попала не сразу. Прежде были двухмесячные курсы, на которых в условиях, приближенных к боевым, учили суровому искусству выживания на войне и воинским профессиям. Меня пробовали в разных ипостасях, но в результате стала разведчицей. Среди разведчиков были большие потери, требовавшие постоянного пополнения. Сначала бойцы видели во мне какое-то инородное тело, которое будут вынуждены терпеть, позже свыклись, убедились, что разведчик из меня получился неплохой, признали своей и решили, что мой позывной будет «ОСА». Когда в один из выходов за «ленточку» погиб командир отделения, приняла командование на себя, после выполнения задания обеспечив возвращение к своим. С тех пор и командую отделением разведчиков сначала в звании ефрейтора, теперь младшего сержанта. В отделении пятнадцать человек возрастом тридцать – сорок лет. Но они все мои «мальчики», за которых несу полную ответственность. Потерь нет. Двое были ранены, но с быстрым возвращением в строй.

— Я знаю, что в отделении обычно десять человек, а у вас пятнадцать…

— Моё отделение дополнено двумя «дроноводами», управляющими «птичками», инженером – мастером по дронам и двумя сапёрами. На задание обычно выходим в тёмное время суток. Впереди идёт сапёр с миноискателем, за ним я с карманной рацией, потом, затылок в затылок, мои мальчики.

— Как относятся к вам подчинённые?

— С уважением и почтением, стараются уберечь и называют матерью – спасительницей. Несколько месяцев назад троим бойцам моего отделения был разрешен краткосрочный отпуск. Отправку ожидали в нашем блиндаже за первой линией обороны. Армейский автобус, собиравший отпускников и легкораненых, проспали. Решили ждать следующий. В это время я на бездорожнике ехала в штаб полка и почему-то остановилась у блиндажа. Узнав, что ребята проспали автобус, взялась их подвезти. Уже в штабе узнала, что прямым попаданием снаряда наш блиндаж, находившийся в подвале нежилого трёхэтажного дома, полностью разрушен, при этом взорвался весь запас наших БК и подвесок к «птичкам». Будь мои хлопцы еще там, от них не осталось бы и мокрого места. У меня в телефоне это зафиксировано. Хотите покажу?

Она достала телефон и нашла нужные фотографии. Я увидел с женской аккуратностью обустроенный блиндаж со спальными местами, столом, скамейками, отдельно сложенными боекомплектами и боевыми подвесами к дронам.

— Видите занавеску? За ней моё место. А теперь посмотрите, что с этим стало.

В развороченном проёме стены была видна груда обломков и обрывок за что-то зацепившейся занавески.

— Вас ведь ранило, значит пришлось участвовать в прямом боестолкновении с противником? Кстати, как вы называете противника?

— Украинцами противника никто не называет. Только немцами или фашистами, а боестолкновения — не наше дело. Задача разведки в том, чтобы неслышно подобраться как можно ближе к противнику или зайти ему в тыл, затаиться, слившись с местностью и, будучи невидимыми, всё слышать и видеть, по крупицам собирая сведения о враге и передавая целеуказания артиллерии, авиации и дроноводам. Правда, несколько раз пришлось столкнуться с их разведчиками и диверсионными отрядами. Тогда пришлось и стрелять, и убивать.

— И вы, женщина, тоже убивали?

— Конечно. Ведь если не ты, так тебя.

Екатерина о чем-то задумалась и продолжила:

—  Да, о ранении. При возвращении с задания, на рассвете, за мной погнался дрон. Уворачиваясь как могла, упала ничком в окоп и притаилась, но сброшенная им граната взорвалась рядом. Меня контузило, осколком по касательной ранило в бедро, к счастью, на задев кость, но повредило какой-то нерв, после чего правая рука перестала слушаться и болела по всей длине. Слава Богу, сознание не потеряла и стала звать на помощь. Ближайший ко мне боец отделения разрезал брюки на бедре, остановил кровотечение и перевязал. Ребята не оставили меня. Сначала по очереди тащили на себе, потом в ближайшей лесополке смастерили какое-то подобие костыля, и мы благополучно добрались до своих. После полкового медсанбата покантовалась по нескольким прифронтовым госпиталям, там диагноз не смогли поставить и направили в Военно-медицинскую академию.

-Катя, на фронте чувствуют заботу народа и государства? Я слышал, что контрактники покупают себе всё, от носков до полной экипировки.

— Конечно. Если хочешь выжить, то купишь. В ближайшем тылу можно купить всё, что хочешь. Конечно же, нам выдают то, что положено по уставу, но такого качества…

— Неужто и каски железные, а не кевларовые?

— И каски железные, и неподъёмные бронежилеты со стальными пластинами, и старое обмундирование, расползающееся от ветхости и пахнущее затхлостью от долгого хранения. Поначалу нам, разведчикам, не хватало даже маскхалатов. Выручили десантники. Проезжая мимо, «уронили» с машины целый мешок. Потому всё вынуждены покупать. Старое обмундирование так и лежит у меня на складе. И за всё нужно отчитываться. Например, чтобы пополнить аптечку, нужно отчитаться не только за каждый бинт, но чуть ли не за каждую таблетку. Я же купила две компактные аптечки, которые на липучках крепятся к одежде. Одну прикрепляю справа спереди, другую справа сзади. Если ранило, и ты лежишь на животе, доступна та, что сзади, если лежишь на спине, та, что спереди.

— Наверное, всё это стоит очень дорого.

— Чтобы полностью экипироваться, нужно потратить около миллиона. Представьте себе: бронежилет стоит 60000, жилет – разгрузка со множеством карманов — 15000, шлем, заменяющий каску, — 22000, ну и так далее. Это официальные цены на складе. На рынке же всё значительно дороже.

— Вся страна собирает «гуманитарку» для фронта. Вы её получаете?

— Смеётесь? Мы её не видим. Во всяком случае, до окопов она не доходит. Скорее всего растворяется в ближних и дальних тылах.

— А по телевизору показывают…

— И вы верите?

— Верю, но не очень. Вот и о наших потерях мы ничего не знаем. Может, противник специально стреляет так, чтобы не попасть?

— Потери? Иногда мы шли в разведку, постоянно перешагивая через трупы. Понятно, что к утру их уберут, но… Много выбывает и офицеров. По ранению, по болезни и безвозвратно. В соседней палате академии лежал ефрейтор, которого поставили командовать ротой. Он отказывался, но ответили, что это приказ. Возможно, он лидер по природе, отлично справляется, но по образованию не военный, а экономист.

Громко, на весь аэровокзал, объявили посадку на мой рейс. Я встал, она тоже.

— Катя, извините, очень жаль, но придётся прощаться. Счастливого вам полёта, и чтобы количество взлётов было равно количеству приземлений. Вам скорейшего выздоровления. Кстати, на фронт планируете возвратиться?

— Обязательно. И до конца, до Победы.

Мы обнялись на прощанье, и я поспешил в зал вылета.