Рассказы о животных: Барри

Солнце медленно скрывалось за горизонтом, жара смягчилась, хотя согретая земля все еще хранила тепло. На крытой веранде летнего домика, за пластиковым овальным столом, накрытом дешевой узорчатой скатертью не в лучшем вкусе, приобретенной, видимо, где-то в супермаркете, сидело четверо: две молодые, с виду тридцати — тридцатидвухлетние женщины и двое мужчин, на глаз лет на пять старшие своих дам.

Дамы вели разговор об одежде и косметике, сплетничали о подругах, мужчины следили за грилем, на котором дымились свиная шейка, кровяная колбаса, еще одна колбаса, начиненная бог весть чем, две морковки, два огурца, разрезанные вдоль, и еще ломтики цукинии, потому что цукинии не могло не быть! Цукиния была «в струе». Последнее лакомство предназначалось для женщин, ведь им нужно было следить за фигурой!

На подстриженном газоне, неподалеку от неровной туевой ограды, лежал пес. Чудная дворняга с довольно длинной шерстью, выдающимся черным носом и такого же цвета пастью, не очень большими, слегка прищуренными веселыми глазами, блестящими, словно хорошо отполированные кусочки янтаря. Прилегающие уши были у нее темно-коричневыми, лоб и щеки, до самого носа, — желтоватыми, а шею и плечи окружало ожерелье из пепельно-серой, украшенной бежевыми пятнышками шерсти. Улыбающаяся пасть открывала ряд здоровых белых зубов. Хребет у нее был почти черный, а живот и хвост — светло-бежевого цвета.

Колбаса на гриле начала шкварчать, пес учуял ее запах и проглотил слюну. Он обожал, когда его любимый хозяин устраивал гриль, потому что всегда, после того как гости съедят все, что должно быть съедено и выпьют все, что должно быть выпито, он получал кое-какие остатки, недоеденные кусочки. Не то чтобы это было очень вкусно, но ведь давал ему их сам хозяин! А для Барри это многое значило.

— Ну, так что, Мартин? В отпуск? — обратился к  хозяину его коллега, пьющий пиво прямо из банки.

— Наконец-то, Олек, наконец!

— Куда же вы выбираетесь? — Олек продолжил тему.

— А вот не угадаешь!

— В Закопец?

Мартин отрицательно покрутил головой.

— К морю?

— Можно и так сказать.

— Так куда? В Ястарню? Как и в прошлом году?  

Мартин брезгливо скривил губы.

Олек внимательно изучал его, прищурив глаза.

— Да нет, уж не хочешь ли ты сказать, что…

— Вот именно! Сбылась мечта Ивоны!

— На Канары? Может ли быть?! На Канары?!

— На Канары, парень. Вот именно! Стать нас на это!

Олек погрустнел. Он отпил пару глотков и замолк.

— А почему, собственно, ты не нальешь пива себе в стакан? Как все культурные люди?

— Потому что мне так нравится. Разве нельзя? Обязательно, чтобы из стакана?

Мартин пожал плечами и ничего не ответил.

— Барри! — позвал он наконец. — Барри, ко мне! — Он хлопнул себя по колену.

Пес в несколько прыжков оказался рядом, оперся лапами на поручень кресла и попытался лизнуть хозяина в нос. Тот потрепал его ладонью по лбу, и Барри послушно уселся,  а потом улегся у его ног, лишь время от времени поднимая глаза и с любовью глядя в лицо Мартина.

Дамы наложили на одноразовые картонные тарелочки пахнущие дымом, поджаристые куски колбасы и по кусочку шейки.  Появились и пластмассовые вилки.

— Так вы что, не будете есть эту морковку? — с усмешкой спросил Олек.

— Будем, будем, только к пиву она не подходит, — отвечала Ивона.

— Как это к пиву? Ты что, собираешься пить пиво?

— А почему бы и нет? Полстакана, не больше. На пробу.

— Ну, а кто будет вести?

— Я… Ну, и что?

— После пива?

— Ну уж, ну уж… Не успеем мы отсюда двинуться, как все испарится.

Принялись за еду, время от времени бросая кусочки Барри. Пес был на седьмом небе. Любовь к Мартину переполняла его сердце. Бескорыстная любовь, вовсе не за эти ошметки кровяной колбасы и колбасные огрызки, а за то, что он был его псом, а тот — его хозяином…

— А вы когда собираетесь в отпуск? — повернулся Мартин к Олеку.

— Мы? Только в конце сентября.

— Тогда знаешь что?

— Что?

— Может быть, вы бы взяли Барри к себе на две недели, пока нас не будет? Поставлю вам за это вискача. Ну, как?

Олек пожал плечами.

— А с чего это? Какое мне дело до твоего пса. Ты ведь знаешь, что я не люблю собак, а Госька их боится.

— Как-то этого не заметно, — ответил Мартин и показал головой на Гоську, которая как раз таскала Барри за уши, а тот с улыбающейся мордой лизал ей руки.

Олек снова пожал плечами. Разговор явно не клеился. Если бы не зависть, которую он испытал, когда узнал об отдыхе на Канарах, то, может, и забрал бы Барри к себе, но вот так? Раз их стать на такую дорогую поездку, то пусть наймут кого-либо для ухода за собакой или отдадут куда-нибудь в приют на время. Он рывком поднялся со стула.

— Госька, пошли!

— Уже? Еще не вечер, завтра выходной…

— Идем.

Не оглядываясь, он направился к калитке.

— Что это с ним? — поинтересовалась Ивона.

— А я знаю?… — ответила Госька. — Ну так будьте. Привет. До следующей встречи!

— Пока! До потом! Звони!

* * *

— Мама… — Мартин не знал, с чего начать. — Мама…

— Ну, выкладывай, наконец, что ты хочешь сказать!

— Ты ведь знаешь… мы едем в отпуск.

— Ну, знаю. И что с того?

— Так мы не знаем, что делать с собакой.

— Даже и не начинай об этом! Год назад я тебе сказала, что это в последний раз, чтобы ты мне этим больше голову не морочил! Собака… Неизвестно, зачем тебе эта собака…

— Но ведь…

— Ну что, ну что? После ее последнего визита я не смогла сделать уборку. Всюду клочья шерсти! Даже пылесос забивался!

— Обещаю, что это будет в последний раз. Выезжаем послезавтра, ну кого я сейчас найду для собаки? Ты же сама видишь. Мама, прошу тебя…

— Оставь меня, ради Бога, в покое! Налить тебе бульончику? Со вчерашнего дня остался.

Мартин пожал плечами.

— Ну, так я пойду. Пришлем тебе открытку с Канар.

Мать кивнула головой.

— Пришлите. И дайте знать, как вы туда добрались, хорошо?

— Дадим. СМС-ку пришлю.

* * *

Барри любил Мартина всем своим маленьким сердечком. Может быть, оно и было маленьким, но эта его любовь была столь огромной и неописуемой, что ни собачий, ни человечий язык не мог бы ее выразить. Разве что, пусть и немного, — тихое поскуливание?

— Барри, иди, ну, иди ко мне!

Мартин взял собаку на поводок, и они вышли из дома. Дворняга махала хвостом, что было сил. Поглядывая на хозяина, она то и дело улыбалась ему. И так они шли.  В ногу.

Мужчина открыл электронным ключом дверцу своей видавшей виды тачки, внешность которой ясно показывала, что ее хозяин недостатка в деньгах не испытывает. Ну, разве что в кредит... Так оно и было, — в кредит.

Барри, услышав двукратный писк ключа и щелчок открывающегося замка, подбежал к машине и тихонько заскулил, встав перед дверцей. Езду на автомобиле Барри обожал.

— Ну, давай, прыгай, — Мартин широко открыл дверцу, а пес немедленно устроился на сиденье.

* * *

— Что с вашей собакой? — спросил ветеринар, приглядываясь к Барри.

— Да, собственно, ничего, пан доктор.

— То есть это визит для профилактики?

— Ну… не совсем...

— А именно?

— Я бы хотел ее усыпить.

— Что-что?

— Ну… усыпить… укол сделать, я заплачу... сколько нужно.

Ветеринар подошел к Барри, осмотрел его, ощупал, заглянул в пасть, осмотрел зубы, десны, послушал.

— Сколько лет псу?

— Четыре.

— Он здоров, абсолютно здоров. Откуда такая абсурдная идея  — его усыпить? Совесть у вас есть?

— Видите ли, пан доктор… Завтра мы летим на Канары, — он выделил последнее слово, желая произвести впечатление на врача.

— Ну, и что?

— Не знаю, что с ним делать. Вы, пожалуйста, сделайте ему укол, он уснет… безболезненно… вот и все.

— Такая славная псина… — ветеринар покрутил головой.

— Ну, так как?

— Как? А вот так… Дверь вон там, убирайся отсюда! И немедленно!

— Так вы его не усыпите? — Мартин показал на Барри.

— Если бы я кого и усыпил, так это тебя! Как можно быть таким подлым? Давай вали отсюда, а то я за себя не ручаюсь! 

* * *

Мартин прицепил тонкую, но прочную цепочку из блестящей стали к собачьему ошейнику с шипами, и они вышли из дома. Барри вилял хвостом, но уже не улыбался. Он ненавидел этот ошейник, но не мог повлиять на то, что оденет ему на шею его любимый хозяин, его божество. Он был только собакой и не имел права голоса...

— Прыгай, — буркнул мужчина, открывая дверцу машины, и Барри послушно запрыгнул на сиденье.

Заворчал мотор, машина рванулась с места, так что даже камешки, лежащие на дороге, разлетелись из-под колес.

Выехав за город, они свернули на дорогу, которую Барри знал. Где-то там, на горизонте, зелено-лиловой чертой обозначился лес. Мартин еще не разминался в этот день, и не прошло много времени, как они добрались до леса.

Машина въехала в просеку. Мартин проехал несколько десятков метров и остановился. Вышел, потянув за собой Барри. Открыв багажник, он вытащил массивную бейсбольную биту и остановился, поглядывая то на нее, то на пса. Потом все же положил биту на место и захлопнул дверцу багажника.

— Ну, пошли. Рядом, Барри.

Пес послушно пошел рядом с ним. Ему хотелось немного побегать, понюхать, покопаться носом в рыжей прошлогодней хвое, но этот ошейник…

Мартин не ушел далеко. Он боялся заблудиться. Вроде он и знал этот лес, они часто приезжали сюда с Олеком и Госькой за грибами, Но всегда Олек был проводником, а Мартин только шел за ним следом, не стараясь запомнить дорогу.

Он свернул с просеки в довольно светлый подлесок, но, не желая продираться сквозь кусты, остановился у первого с краю молодого дубка, который непонятно как вырос здесь, среди сосен, и присев на корточки, привязал к не очень толстому, но уже крепкому стволу цепочку, на которой был приведен Барри.

Потом быстро встал и, не глядя на собаку, почти бегом направился к автомобилю. Выходя из кустов на открытую просеку, он зацепился за пружинистую ветвь ежевики и свалился на землю. Вставая, отряхнул брюки и мимоходом глянул в ту сторону, где был привязан пес. Он случайно выбрал такое место, где Барри был виден с дороги. Заметил, что дворняга пытается побежать за ним вслед, но цепочка и ошейник с шипами не позволяют ей этого сделать.

Мартин уже больше не оглядывался, хотя до его ушей донеслось жалобное, умоляющее скуление. Он почти вскочил в машину, повернул ключик зажигания и полным ходом помчался к шоссе. По мере того как он удалялся, совесть его успокаивалась. Совесть… да… совесть… Ведь он же был человеком, а у каждого человека она есть. И даже потрепанная и раздавленная, время от времени дает о себе знать…

* * *

Теплый, спокойный июльский день, полдень. Лес, погруженный в летаргию, хотя и очень специфическую, наполненную шорохами, птичьими голосами, потрескиванием засохших веток. Воздух, насыщенный сосновым ароматом. Поднимающийся от земли запах прорастающей сквозь хвою грибницы. Толстый ее ковер заглушал шаги.

Олек с Госькой и парой своих детишек — Николиной, которую они звали Олей, и Сильваном, переделанным в Сильвека — семи и девяти лет от роду, проводили свободное время в своем любимом месте, среди стройных стволов старых сосен. Ребятишки недолго робели перед таинственной атмосферой старого бора, и, почувствовав себя увереннее, с криком и писком стали разбойничать в кустах, росших у обочин лесной дороги.

— Оля, Сильвек! Вы там перепачкаетесь! — звала их Госька, но ребята вовсе на нее не реагировали.

Потом они вдруг замолкли, и родители заметили, что дети, внезапно остановившиеся, всматриваются во что-то, лежащее на земле.  

— Мама родная! А это еще что?!

Олек с Госей заторопились к детям и, так же как и те, остановились как вкопанные.

— Мамочка… это Барри? — прошептала Госька.

Лежащая на земле крайне изможденная псина при звуке своего имени с трудом приподняла голову.

— Реагирует на имя. Да, это Барри… — сказал потрясенный этим зрелищем мужчина. — Гоха, ты его отвяжи, a я сбегаю к машине за водой.

Вернулся он через пару минут, неся воду в пластиковой бутылке и старый коврик из багажника...

* * *

— Гося, снова звонит Мартин, наверное, уже в десятый раз. Что с ним делать?

— Не отвечай. А лучше заблокируй.

— Знаешь… приятель… с детского сада…

— Дааа? — удивилась Госька. — С детского сада? Кусок дерьма он, вот и все. Если бы я знала, что он сделает с Барри, я бы пса приютила на эти две недели.

— Ну… да… кто ж мог знать… но ведь все же приятель…

— Ты не только наивен, но еще и дурак! Если он сделал такое своей собаке, вроде бы даже любимой, то, значит, и с тобой совершил бы нечто подобное, если бы имел в этом интерес или какую-нибудь потребность.

— Не преувеличивай! Не сравнивай человека с собакой!

Госька на это ничего не ответила и только пожала плечами. Уж она-то знала…

Почти в ту же минуту они услышали стук в дверь.

Олек машинально подошел и открыл ее.

На лестничной площадке стоял Мартин. В руке он держал красивую сумку, видимо, с какими-то сувенирами с Канарских островов.

— Как ты вошел? Домофон не …

Пришедший не дал ему закончить.

— А вместе в вашей соседкой, она же меня хорошо знает, вот и впустила.

Услышав голос своего хозяинa, Барри, все еще слабый, но, по уверениям ветеринара, уже вставший на путь к полному восстановлению сил, с тихим скулением притащился в прихожую и попытался лизнуть ботинок Мартина.

Тот побледнел и молча, широко раскрыв глаза, уставился на дворнягу.

— Ты что? Привидение увидел? — Ах ты, скотина! — Госька с разгоревшимся взглядом и румянцем на щеках приблизилась к Мартину.

— Но, но! Много себе позволяешь!

— Ах ты, говнюк! Будешь мне еще тут пасть раскрывать! Можно было бы и полицию вызвать!

— Ну, так и надо было, заплатил бы штраф в 300 злотых. Подумаешь, деньги! У меня найдутся.

Барри присел на задние лапы и все еще с любовью искал глазами взгляд своего хозяина.

Но тот не смог выдержать собачьего взгляда… Глаза его бегали по сторонам, пока, наконец,  не сумев себя сдержать, он с силой не пнул Барри ногой, а тот, пролетев по воздуху все пространство прихожей, не ударился с глухим стуком о закрытые двери ванной и не упал на пол.

Госька не выдержала. Она сняла с вешалки зонтик и принялась изо всех сил молотить Мартина по голове, плечам, туловищу… А тот, закрываясь руками, пятился к лестнице, оставив сумку с подарками у дверей. Хозяйка с размаху пихнула ее ногой в его сторону и с треском захлопнула дверь.

Подойдя к собаке, она взяла ее на руки, положила на кушетку и внимательно осмотрела, не причинил ли ей хозяйский пинок большого вреда. Но собака была в порядке, и только ее маленькое верное сердечко невыносимо страдало. Барри не понимал, зачем его хозяин…

— Ну, все, все уже хорошо, песик. Теперь ты будешь мой. И никто тебя не обидит, пока я жива.

Госька прижалась щекой к морде Барри, а тот поглядел на нее влажными от слез глазами и деликатно лизнул руку.

Перевод Анатолия Нехая